Кшас приподнялся, не выпуская из объятий, расстегнул ворот и, оттянув его, склонился, чтобы мне было удобнее пить. За дверью послышались сильно шаркающие шаги. Мама застыла возле закрытой двери.
-- Константин Ефимович вы чай будете?
-- Чуть позже, - крикнул двуэпостастный, и, как мне показалось, смутился.
Мама поспешно ретировалась. Атмосфера сразу разрядилась.
-- Константин Ефимович? - хихикнула, поняв кем, представился Кшас маме, - Ай-яй-яй.
-- Так проще, - хмыкнул оборотень, - У него располагающая внешность.
-- Лицедей.
-- Все мы в какой-то степени лицедеи. Не отвлекайся, иначе твоя мама заподозрит нас в чем то неприличном.
-- А она и так уже все заподозрила, - тихо засмеялась я, подтягиваясь ближе.
-- Твоя мама мудрая женщина. Давай не будем ее расстраивать.
Я прикоснулась к его шее губами. Легкий поцелуй, прежде чем впиться зубами. Сегодня его кровь была особенно ароматной, насыщенной и терпкой, словно впитала в себя все те бурлящие в нем чувства, которые разрывали его на части: гнев, боль, страсть, надежда и всепоглощающая любовь. Я пила и слезы катились сами собой, настолько пронзительны были эти эмоции. Даже не зная на кого они обращены, я испытывала их в полном объеме. В голове серпантином раскрутились мириады обрывочный мыслей и образов, словно я вознамерилась посмотреть десятки сериалов за один показ. Ощущение захватывающее... Но я начала захлебываться в этой лавине чужой жизни.
-- Хватит, - отшатнулась от него, не в силах больше выносить ментальный шквал.
-- Прости, - хрипло в самое ухо, - Это вышло случайно.
Кшас поспешно сполз с постели, на ходу застегивая рубашку и оправляя штаны. Он выглядел встревоженным и даже расстроенным.
-- Прости. Этого больше не повторится. Переодевайся. Пора ехать.
Однако, прежде чем он успел сбежать, я вскочила и вцепилась в рукав рубашки. Несмотря на смущение, попросила:
-- Не надо закрываться от меня. Я хочу понять.
Двухэпостасный замер.
-- Я, правда, хочу понять.
Кшас обернулся, и в глазах его разверзлась настоящая бездна.
-- Глупый, маленький котенок, - прошептал он и коснулся лбом моего лба, - Ты сама не знаешь, что просишь.
-- Не знаю, но что-то подсказывает, что это правильно.
-- Пока она в тебе, ты никогда не будешь знать, что правильно, а что нет.
-- Илистэль? - удивилась я.
Оборотень кивнул.
-- Она в какой-то мере управляет тобой. Не явно, но подспудно ты помогаешь ей приспособиться.
-- Но Орион сказал, что она запечатана. А я достаточно сильна.
-- Орион еще мальчишка. Он не видит того, что вижу я.
-- Значит, я слаба?
-- Сильна, - Кшас обхватил ладонями мое лицо, - и наивна. Тебя легко обмануть. А уж той, что стала частицей души сделать это проще простого.
-- У меня обязательно получится, - выпятила грудь, ведь его слова задели меня за живое.
-- Конечно, получится, - Кшас поцеловал меня в переносицу, - Никому другому я не доверил бы ...
Он вздрогнул и замолчал, словно сболтнул лишнее.
-- Что?
-- Не важно.
-- А, по-моему, это важно.
-- Важно только то, что ты не отличаешь ее желания от своих. Будь осторожна или она завладеет не только твоим телом, но и душой.
-- Ты знал ее?
Двуэпостасный замялся. Я кожей чувствовала его нерешительность. Его руки помимо воли заскользили по плечам и обняли.
-- К сожалению.
-- Расскажи.
-- Не сейчас.
-- Почему?
Вот так всегда. Только подобрались к важным вещам, и на тебе, потерпи родная. Я же и обидеться могу.
-- Так безопаснее. И до тех пор, пока ее не извлекут из твоей души, лучше не расспрашивай. И имени ее не упоминай... Или, по крайней мере делай это как можно реже.
Склонив голову, я вглядывалась в его лицо. Кшас ласкал взглядом, заставляя сердце в груди нестерпимо щемить.
-- Это может призвать ее из забвенья.
-- Я буду молчать.
-- Постарайся. Это убережет тебя от лишних проблем.
-- Ты знаешь, как мне ее извлечь?
-- Мать Ричарда та, кто может тебе помочь.
-- Ты знаешь так много, - улыбнулась я, - Больше чем кто либо.
-- Ты хорошо умеешь слушать, - ехидно оскалился двухэпостасный, - У меня были бы большие неприятности, если бы ты еще и так же хорошо умела спрашивать.
-- Я подожду, пока ты сам захочешь мне все рассказать.
-- Всему свое время.
Напоследок мимолетно коснувшись губ, оборотень ушел, оставив меня самой разбираться со своим растревоженным сердцем. Второй раз в жизни я ощутила этот мир так болезненно остро, так пронзительно ярко, что как никогда раньше мне захотелось - жить. И не существовать, а по настоящему - жить.
Мама отнеслась ко всему философски, и отпустила с напутствием, ничего не бояться, и изредка позванивать домой. Кшас был галантен и до приторности мил, и, тем не менее, как-то очень серьезно поклялся маме позаботиться обо мне. Перед самым уходом, оттеснив в сторонку, ма зашептала на ухо:
-- Береги себя.
-- Конечно ма. Куда я денусь?
-- И..., - мама смущенно покосилась на Кш... нет, на Константина Ефимовича.