Троица остановилась перед ним. Между Мауро Барбареско и Доменико Тиньянелло стоял высокий сухопарый человек в элегантном костюме цвета каштана, в темно-серой борсалино, лихо сдвинутой набекрень. Концы воротника сорочки в широкую сине-белую полоску под галстуком были сколоты золотой булавкой. В руках — кожаный саквояж, с каким обычно ходят врачи. Они с Максом долго и сосредоточенно рассматривали друг друга. Все четверо — один сидел, трое стояли — пребывали в том же положении, пока подоспевший гарсон не убрал пустой бокал и не поставил две рюмки с анисовым ликером, два стакана холодной воды, ложечки и горки сахару. Макс, насыпав сахар горкой, стал лить на него воду, чтобы тот, растворяясь, капал в зеленоватую жидкость. Потом поставил бокал перед тощим:
— Думаю, ты, как всегда, предпочитаешь это.
Лицо человека, к которому он обращался, стало, казалось, еще костлявей от улыбки, словно внезапный разрез ножа обнажил бескровные десны и пожелтевшие зубы. Он сбил на затылок шляпу, уселся и поднес бокал ко рту.
— Не знаю, что будут пить твои друзья, — пояснил Макс, проделав ту же операцию со своим бокалом. — По крайней мере, ни разу не видел, чтобы они пили перно.
— Ничего не будут, — сказал Барбареско, тоже присаживаясь к столу.
Макс наслаждался крепким и сладким анисовым вкусом. Второй итальянец, Тиньянелло, остался на ногах и озирался по сторонам с обычным своим меланхолически-недоверчивым видом. Потом, повинуясь безмолвному приказу, отошел от стола и двинулся к газетному киоску, откуда, как понял Макс, мог незаметно держать под наблюдением всю площадь.
Он снова оглядел высокого и тощего человека с длинным носом и большими, очень глубоко сидящими глазами. Постарел с прошлой нашей встречи, подумал Макс. Но улыбка все та же.
— Говорят, ты фашистом заделался, Энрико, — сказал он мягко.
— Надо же куда-то подаваться, в наши-то времена.
Мауро Барбареско чуть откинулся назад, словно показывая: он не вполне уверен, что ему понравится этот разговор.
— Давайте к делу, — сказал он.
Макс и Энрико продолжали потягивать перно, глядя друг на друга. Перед последним глотком итальянец чуть приподнял свой бокал, как бы показывая, что пьет за здоровье соседа. Макс сделал то же самое.
— Если не возражаешь, — сказал он, — опустим насчет лет, зим и сколько воды утекло и про то, что годы никого не щадят.
— Согласен, — кивнул Энрико.
— Что поделываешь теперь? И как поживаешь?
— Недурно поживаю. Я сейчас при должности. В Турине. Служащий пьемонтской администрации.
— Политикой решил заняться?
Энрико театрально изобразил обиду:
— Хорошего же ты мнения обо мне! Общественной безопасностью!
— Ах, вот даже как?
Макс улыбнулся, представив себе Фоссатаро в кабинете. Это называется «пустили козла в огород». В последний раз они виделись три года назад, когда вместе проворачивали операцию, проходившую в два этапа: первый — на вилле в окрестностях Флоренции, второй — в апартаментах отеля «Эксельсиор»; Макс обеспечивал предварительное обольщение в отеле, на долю Энрико достались ночные технические работы на вилле. Тогда-то они видели в Арно, как отряды чернорубашечников с пением «Джовинеццы»[50]
маршируют по площади Всех Святых после того, как забили до смерти нескольких несчастных.— Сейф фирмы «Шютцлинг», — сказал он. — Девятьсот тринадцатого года выпуска.
— Да, мне уж сказали: стильный корпус под дерево, с фальшивыми накладками на замки… Помнишь дом на улице Риволи? Ну, где жила та рыжая англичанка, которую ты повел ужинать к «Прокопу»?
— Помню. Но тогда скобяными работами занимался ты. А я — прекрасной дамой.
— Верен себе. Вечно искал путей полегче.
— Ну, уж говорить, какие пути ты ищешь и находишь, было бы нелепо с моей стороны. Сейчас особенно.
Энрико вновь приоткрыл зубы в улыбке. Темные запавшие глаза, казалось, просили о понимании.
— Я говорю всего лишь, что сейфы эти — пустячные. — Он вытащил из кармана несколько рисунков, сделанных под копирку. — Вот я принес кое-какие чертежики. Ты быстро разберешься, что к чему… Работать собираешься днем или ночью?
— Ночью.
— Сколько времени будет в твоем распоряжении?
— Немного. Чем скорей управлюсь, тем лучше.
— Дрель можно будет применить?
— Нет. Никаких инструментов. В доме будут люди.
Энрико Фоссатаро собрал лоб морщинами.
— Потребуется тебе час самое малое. Помнишь сейф «Панцер» в Праге? Мы с тобой от него чуть не спятили тогда.
Макс улыбнулся. Сентябрь тридцать второго. Полночи он потел в кровати одной дамы, пока она наконец не уснула. А на первом этаже Фоссатаро, подсвечивая себе фонариком, бесшумно колдовал над сейфом в кабинете мужа, бывшего в отъезде.
— Еще бы не помнить.
— Я принес тебе список возможных комбинаций для этой модели — глядишь, они сберегут твое время и силы. — Фоссатаро поднял с полу саквояж и протянул его Максу. — И еще набор отмычек: сто тридцать ключей фабричной штамповки.
— Ого… — Едва не уронив саквояж, оказавшийся очень тяжелым, Макс поставил его себе под ноги. — Как это тебе удалось?
— Ты ахнешь, узнав, какие возможности открываются в Италии перед государственным служащим.