Танго в стране карнавала

После многих миль этой урбанистической монотонности мы добрались до делового центра с его архитектурой в стиле модерн. Автобус свернул на укрепленную, как крепость, площадь Майо. Здесь когда-то Эвита и Хуан Перон с пыльного розового балкона обращались к аргентинскому народу, а сейчас по гладким мощеным улицам бегут люди в хорошей одежде от европейских дизайнеров. На дорогах преобладали «ауди», «альфа-ромео» и «мерседесы», в благопристойных кафе и ресторанах посетителям предлагали шардоне и салат «Цезарь».

Дорожное движение согласно правилам, порядок на улицах, узнаваемые блюда в меню, стандартная одежда горожан — все это почти оскорбляло. Я ожидала чего угодно, только не этих безликих штампов глобализации. Возникало ощущение, что, покинув «третий мир», я перенеслась прямо в один из деловых кварталов Лондона. Но мне туда не хотелось. Я взяла такси до Сан-Тельмо, надеясь набрести на «богемный байру» и свести к минимуму влияние «первого мира». Однако все, что я увидела, была гротескная подделка под Буэнос-Айрес Борхеса (или, возможно, Мадонны). Одного взгляда на рестораны-танго с английским меню и на ужасный «эуропейский» бар на углу Пласа Доррего, набитый американцами и немцами, было достаточно, чтобы понять: культура здесь находится на последней стадии распада.

Я провела в Буэнос-Айресе две недели — на день дольше, чем требовалось, чтобы получить визу, и то лишь из-за танго, восьмидесятитрехлетнего Эдуардо и клуба «Ла Катедрал».

Мое сердце, прикипевшее к Рио-де-Жанейро с его отвесными скалами, просто отказывалось оживать здесь, на гладких и ровных проспектах. Все казалось претенциозным и необязательным — здания, еда, даже пресный мягкий вариант «радикального шика»[42] — очевидное низкопоклонство перед Европой.

Американцы, стоило мне оказаться с ними за соседним столиком в таверне, тут же заводили: «С ума сойти. Тут все так дешево. Виски всего 5 долларов, отель всего 75 долларов, туфли всего 25…», пока я не получала полный список цен по Южной Америке и не отбывала, ломая голову над вопросом: с какой целью они путешествуют? Может, путешествия для них не больше чем шоппинг? Или возможность сэкономить пять баксов на сэндвиче действительно вызывает у них азарт и восторг?

Я представляла, как дома они обсуждают маршрут поездки.

— Родная, хочу съездить в Испанию, исполнить наконец свою мечту и побывать там, где родился мой любимый писатель Сервантес, увидеть, где творил Дали, прогуляться по старинным улочкам Готического квартала Барселоны.

— ОК. Тогда давай съездим в Буэнос-Айрес.

— Но это же не в Испании!

— Ага, но там все говорят по-испански. Притом это дешевле.

С Эдуардо я познакомилась на второй день. Я вернулась из поездки в Ла-Бока, где не было ничего для меня интересного, разве что боливийские торговцы сувенирами, втюхивающие футболки американским туристам. В жуткой хандре я тащилась, нога за ногу, по тенистым переулкам Сан-Тельмо, когда услышала звуки настоящего, живого пианино. Играли танго. Я свернула за угол, откуда неслась музыка, и вошла в малюсенькую комнатку с деревянными полами, прилегающую к бару. Никто не обратил на меня внимания, я тихо проскользнула и встала у задней стены. Справа на длинной скамье рядком сидели старухи вдовы, все в черном. Они наблюдали, как Эдуардо, с сигаретой на нижней губе, танцует с высокой рыжеволосой женщиной. Последние лучи дневного света, проходя через цветное оконное стекло, сплетались в красные нити. Из сигареты Эдуардо выплывали голубые перья дыма и, извиваясь, поднимались к потолку.

Я довольно долго торчала там, прежде чем Эдуардо, приподняв брови, пригласил на танец и меня. Я не говорила по-испански, а ему это и не было нужно. Молча он показал мне восемь основных шагов, а потом я возвращалась сюда каждый день.

Эдуардо всегда танцевал с сигаретой во рту, выпускал дым мне через правое плечо и легонько постукивал по спине левым указательным пальцем, когда я ошибалась. Под вечер в бар подтягивалась его большая семья, наблюдали, как я, оступаясь, карабкаюсь по восьмиступенчатой лестнице, поддерживали, шептали ободряющие слова. Я не то чтобы всерьез умела танцевать танго. Из одного танцевального клуба меня выгнали, потому что там требовалась трехлетняя практика на танцполах, а у меня ее не было (так что это было справедливо). В другом танцклубе мне указал на дверь агрессивный тип, с которым я отказалась танцевать. «Танго — мужской танец, — рычал он, злобно вращая глазами, — и урок, который ты должна усвоить, — никогда не отказывайся, если мужчина приглашает тебя на танец. Ты здесь — просто аксессуар!»