Танго втроём. Неудобная любовь

Цветы, речи, шуршание ботинок по паркету, цепочка незнакомых скорбных фигур, — смешавшись в одно большое пятно, все звуки и цвета слились воедино и замелькали перед глазами Натальи кадрами немого старого кинофильма. Особенно не вслушиваясь в смысл произносимых слов, она стояла в центре огромной сцены, до краёв наполненной народом. Проплывая бессмысленными обрывками, перед её мысленным взором проходили лица каких-то людей, имён которых она не могла и не хотела помнить, и картинки тех мест, где она, по всей видимости, бывала, но названия которых так и не смогли отложиться у неё в памяти…

На какое-то время Крамская отключилась от того, что творилось в зале, и очнулась только в тот момент, когда поняла, что вокруг неё воцарилась мёртвая тишина. Боясь пошевелить головой, Наталья обвела присутствующих одними глазами и, изумленно глядя на застывшие, словно восковые, фигуры окружающих, почувствовала, как по всему телу побежали цепкие мурашки страха. Бросив через плечо вопросительный взгляд, Крамская нащупала боковым зрением Берестова.

— Ваня, что случилось, почему они все молчат?

— Мишка плачет, — тихий шёпот Берестова прокатился горячей колючей волной по всему телу Натальи и, оттолкнувшись вверх от лодыжек, запульсировал у горла кислой саднящей болью.

— Что? — Не веря своим ушам, Крамская подняла глаза от пола и, подавшись всем корпусом вперёд, вгляделась в лицо Михаила.

Раскиснув в духоте горкомовского зала, Крамской медленно таял, и из-под его ресниц катились настоящие крупные слёзы. Ощутив острый приступ тошноты, Наталья увидела, как перед её глазами запрыгали цветные мушки, и, завертевшись, стены комнаты стали уходить куда-то в сторону. Запрокинув голову назад, она попыталась ухватиться за что-нибудь твёрдое, но, не найдя опоры, Крамская потеряла равновесие и полетела в пустоту…

Открыв глаза, Наталья не сразу поняла, где находится, но портрет Анастаса Микояна на стене быстро вернул её к действительности.

— Тебе лучше? — затушив сигарету, Берестов прикрыл фрамугу окна и, сделав несколько шагов по направлению к дивану, остановился перед Натальей. — Может, воды?

— Не нужно. — Качнув головой, она провела рукой по щеке, как бы проверяя, реально ли всё произошедшее с ней или это дурной сон. Глухо всхлипнув, она наморщила лоб и, ухватившись рукой за кожаные перетяжки дивана, с трудом приподняла своё грузное тело. — И давно я тут?

— Минут десять-пятнадцать. — Опустившись в своё рабочее кресло, Иван Ильич отодвинул прибор с перьевой ручкой с центра стола на край и с интересом посмотрел на взъерошенную Наталью.

Накрученная на бигуди, надушенная и накрашенная, обычно Крамская выглядела по-королевски. Подтихую сравнивая видную жену заместителя со своей серенькой мышкой-норушкой, Берестов склонялся к тому, что судьба обошлась с ним не совсем справедливо. Но сейчас, бледная, с расширенными от пережитого потрясения глазами, Наталья утратила свой былой лоск. Проводя дрожащей ладонью по слипшимся завиткам жидких волос, она то и дело вздрагивала и, перебегая глазами с предмета на предмет, беспокойно поводила смазавшимися стрелками нарисованных бровей.

— Где все? — с видимым усилием произнесла она.

— Внизу. Ждут, когда ты придёшь в себя, — голос Берестова эхом разносился по огромному помещению рабочего кабинета, и Наталье казалось, что это говорит не Иван Ильич, а кто-то ещё, незримо пребывающий рядом.

— Тогда нужно идти. — Поправив волосы, Наталья потянулась за лежащей рядом шапкой. — Пойдём, нас ждут.

— Подождут, — односложно отрезал он и, вытащив ручку из прибора, застучал ею по столу.

— В чём дело, Вань? — Заправив волосы под шапку, Крамская устало уронила руки вдоль тела и ощутила под своими ладонями скрипучую кожу горкомовского дивана. — У тебя что-то случилось?

— Мне сложно об этом говорить, Наташа, Михаил был моим другом, и его тело ещё не предано земле, но другого времени для разговора у нас, вероятнее всего, не будет, — стараясь подбирать слова помягче, медленно заговорил Берестов. — Ты должна знать, вчера подписан указ о твоём выселении из квартиры, по причине несоответствия установленной норме жилой площади. Я п-понимаю, — запнулся он, — тебе сейчас не до этого, поэтому не стану углубляться во все нюансы этого постановления, скажу лишь одно: как вдове, потерявшей кормильца, тебе положена в лучшем случае двухкомнатная квартира в хрущевском доме… с подселением. — Как и все, присутствовавшие на гражданской панихиде, Берестов отвёл глаза и, стараясь не встречаться взглядом с Натальей, посмотрел в окно. — А в худшем, если не удастся подыскать ничего подходящего — комната в коммуналке.

— Спасибо, что не на помойку, — натянуто хохотнула Крамская, и лицо её жалко смялось.

— Зачем ты так? — Подняв глаза на Наталью, Берестов поиграл золотым пером и, отбросив ручку в сторону, посмотрел ей в лицо. — Поверь, я сделал всё, что мог, большего для тебя не смог бы сделать никто.

— Может быть, ты, как мой благодетель, уж заодно и присоветуешь, на что теперь жить? — зло сверкнула глазами Крамская.