Он был идеалист, то есть упрощал жизнь до идеи, оскоплял все ее многообразие и любовался ошибочной и ложной гармонией, проистекавшей от такого упрощения.
Проще отбацать на ржавом напильнике всего Бетховена, чем добиться ее одобрения!
Молчанию как средству человеческого общения он не доверял и был убежден, что, когда люди встречаются, они должны разговаривать и проявлять доброжелательность.
Он ощутил себя человеком, которому больше всех надо и который, как результат, чаще прочих получает по мозгам.
Немного психопат, но это уже издержки производства.
В ее варианте проклятия означали благодарность.
Его улыбка способна в считаные минуты оживить мертвого и умертвить живого…
Шурасик вышел в парк, примыкавший к пруду. Пруд стабильно пованивал тиной.
Короче, пейзаж… А пейзажи в приличных книгах принято или пропускать, или списывать у Тургенева, зная, что их все равно пропустят.
Сгусток уныния в юбке.
Катя посмотрела на внука Ягге с терпеливой нежностью санитарки, которая объясняет психу, что с люстры лучше слезть. Люстра устала. Ей нужно немного отдохнуть и поклевать зернышек.
На душе у нее было скверно.
Даже не кошки скреблись, а старые холостяки оттирали наждаком пригоревшие кастрюли.
Она одарила Поклепа своим знаменитым взглядом, который в былые времена превращал древних, но не очень долговечных греков в не менее древний, но более долговечный мрамор.
Его зубы – это сплошная история кариеса от первых пятнышек и до финальной стадии.
Встреться с ним в этот миг пещерный лев, он и то задумался бы, а так уж ли он голоден? Стоит ли связываться?
Одеревеневший мертвяк, которого бьют током, и тот улыбнулся бы приветливее.
– Ну, дорогая, успокойся!
Все просто, как дважды три – восемь!
– Сколько-сколько?
– Хорошо, пусть будет девять! – Зуби, как истинный гуманитарий и просто красивая женщина, брезговала точными числами.