Таня Гроттер и пенсне Ноя

Но перстень молчал. Видно, его разговорная магия на сегодня уже иссякла. Таня долго согревала его дыханием, протирая рукавом рубашки. Она знала, что старый ворчун это любит, хотя теперь перстень и ничем этого не проявлял, сильно обиженный на нее за участие в черномагическом ритуале.

– Ну извини, извини… Вот такая я бяка! – сказала Таня. – Да только кто ж знал? Дед, не пойму я, что со мной. Как-то все перепуталось, смутно все. Хочешь не споткнуться и только поверишь, что ты вот, наконец, правильная и все хорошо, как бац – носом об камень!

Неожиданный шорох заставил Таню прекратить свои излияния. В слабом свечении волшебных доспехов она увидела Генку Бульонова, кравшегося куда-то широкими бесшумными шагами. Это был он, Генка, но одновременно точно и не он. Всю одежду Бульонова, лицо и даже волосы покрывал толстый слой паутины, грязи и кирпичной пыли. Похоже, он возвращался из подвалов у Жутких Ворот, где ему долго пришлось пробираться по узкому, очень узкому ходу.

– Бульон! – не выдержав, окликнула Таня. – Что ты тут бродишь, как неприкаянный? Заблудился?

Генка вздрогнул, отшатнулся и заслонился руками, точно от внезапного нападения.

– А-а, что?! Кто здесь? – хрипло спросил он.

– Я, Таня!

– Т-ты?! Гроттер?

У Бульонова был вид, как у только что проснувшегося человека. Он посмотрел на Таню, потом на свои сбитые руки, на грязную одежду.

– Черт!.. Я же… Неужели опять?.. Когда же это кончится? – невнятно произнес он и тяжело присел на пол, обхватив голову руками.

Таня хотела подойти к нему, но Генка внезапно вскочил и кинулся в темноту.

– Что-то я ничего не понимаю! Он испугался меня даже больше, чем этих коридоров… И зачем он шастал там, внизу? – спросила Таня, обращаясь к доспехам-вампирам.

Доспехи призывно загремели грудными пластинами. У них, как всегда, было одно на уме.

– Какие-то вы озабоченные! Вам бы все крови, крови – никакого душевного общения! – сказала Таня и ушла, с грустью размышляя о Гурии Пуппере, Ваньке и странном поведении Бульона.

Когда она вернулась в комнату, Пипа и Гробыня уже спали. Глиняное пятно все так же белело на столе.

* * *

А утром в стекло стал стучать купидончик. Он сунул Тане розу и быстро улетел. Таня долго с недоумением смотрела ему вслед. Купидончик даже не клянчил печенье, что само по себе было невероятно.

– Ну-ка, дай посмотреть! Записки нет? Магии тоже нет? Странно, обычная роза! Кто это тебе послал, Гроттерша? – с подозрением спросила Гробыня.

– Может, Ванька? – с надеждой спросила Таня.

Гробыня фыркнула.

– Твой Ванька? Розу? Это не в его духе! Он бы тебе прислал сдыхающую птичку. Или бесхвостую крысу, перемазанную зеленкой… Или на худой конец вырезал бы что-нибудь из дерева… Не, Ванька с розой – это как мой Гуня без бутылки пива… Не катит! – заявила она.

– Ты Ваньку не знаешь, вот и не встревай! – сказала Таня.

– Да уж, да уж! Я совсем тупая! У меня это на лице написано! И мужиков не знаю как облупленных, и вообще непонятно, в кого я такая уродилась… – насмешливо заверила ее Склепова.

Таня промолчала. В глубине души она была почему-то уверена, что Гробыня права. Ванька всегда считал розы слишком банальным и скучным подарком. «Розы говорят только о двух вещах: о толстом кошельке и об отсутствии фантазии», – утверждал он.

Но даже не эта загадочная роза настораживала Таню. Никогда не было такого случая, чтобы купидончик, только что вернувшийся из мира лопухоидов, отказывался от награды. А этот отказался.

Таня едва успела одеться, как дверь комнаты была выбита боевым заклинанием омонус всемлежатус. Пипа завизжала и с головой накрылась одеялом.

В дверях комнаты, скрестив на груди руки, стояли Графин Калиостров и магвокат Хадсон. За их спинами маячили разъевшиеся физиономии магнетизеров.

– Стоять, не двигаться! Татьяна Гроттер! Вы подозреваетесь в пособничестве и сокрытии преступления! Куда вы ходили сегодня ночью? От кого был купидон? Что он принес? – потребовал Графин.

Таня попыталась спрятать розу за спину. Подскочив, Калиостров одной рукой схватил Таню за запястье, чтобы она не могла воспользоваться перстнем, а другой – вырвал розу.

– Цветок? И это все? Странно, очень странно! Мы вынуждены будем устроить в вашей комнате обыск! Магнетизеры, начинайте с этого шкафа!

– Это мой шкаф! – возмутилась Склепова.

– Да? А я откуда знаю, что он твой? Обыск есть обыск! – ехидно сказал Графин. – Может, я обожаю рыться в трусиках и маечках? У меня разве это на лице не написано, ха-ха?

– Написано, ха-ха! – передразнила Гробыня. – Написано, что вы старый похотливый козел с влажными ладошками и масляными глазками! Я таких козлов за триста метров без оптического прицела вижу! Меня от них мутит, тошнит и колбасит!

Графин Калиостров вспыхнул. Могучие молодцы-магнетизеры переглянулись, пряча улыбки.

– А еще попрошайка, подхалим и приживальщик при Бессмертнике Кощееве! А теперь ройся в моих трусиках и маечках, киска, и пусть тебе будет приятно! Когда нам надо будет отвернуться – ты свистни или там глазиком моргни! – убийственно закончила Гробыня.