Таня Гроттер и пенсне Ноя

Жезл ударил по мечу, выбив его. Коричневый воин застыл, заслонившись руками. Он не хотел или не мог уже сражаться. Но жезл не ведал пощады. Он вновь метнулся вперед и, затянув свою жуткую песню, превратил коричневую фигуру в прах. Таня застыла над ним. В горле у нее застрял, казалось, целый Магфорд.

Неплохо, совсем не плохо. Трое узников Дубодама, трое невольных стражей… Они были мертвы, но все же не до такой степени, как ты думаешь…

– Ох, мамочка моя бабуся! – удивленно начал Ягун, брезгливо отряхивая прах. – Если бы не ты… Как это тебе удалось?.. Эй, ты что делаешь?..

Таня резко повернулась к нему. Кровавое яблоко рванулось к груди Ягуна. В последний миг Таня повисла на жезле, пытаясь удержать его. Или ей только показалось, что она пытается? Она внезапно ощутила свирепую радость и желание убить. Возможно, именно это ее и образумило. Всем телом она откинулась назад, сопротивляясь собственной руке. Жезл чуть-чуть не дотянулся до груди Ягуна. Яблоко негодующе запульсировало и погасло. Таня смогла опустить руку. Она поняла, что на время обуздала жезл. Вот только надолго ли?

Что же так, девочка? Не хватило решимости? Скверно, очень скверно… Все равно от него придется избавиться. Лишние свидетели нам не нужны.

«Уйди! Кто ты? Чума-дель-Торт?»

Я – это ты! Твое второе я, твоя тень. Я – те желания, которых ты страшишься…

– Что с тобой? – спросил Ягун.

Таня провела рукой по лицу. Ей запоздало пришло в голову, что коричневые воины сражались хотя и решительно, но словно поневоле. Не достаточно ли было просто выбить у них мечи? Зачем она убила третьего, когда он прекратил сопротивление? Почему не остановила жезл?

– Эй, Танька, ты меня не слышишь? Я спрашиваю: с тобой все нормально? Тебя не ранили?

Она покачала головой:

– Нет… не знаю… не приставай ко мне… И держись подальше от этой штуки.

– Забавная палица. Или это не палица? Где ты ее взяла? – заинтересовался Ягун.

– Это жезл. У живых он отнимает душу. Что он делает с мертвыми, ты видел сам… – сказала Таня.

На вопрос же «где» она вообще не ответила. Это значило бы нарушить клятву, данную Чуме-дель-Торт.

Ягун шагнул к стене с цепями, желая посмотреть, нет ли там прохода, как вдруг стена лопнула, точно сухая кожа. Оглянувшись на Таню, Ягун нерешительно шагнул вперед. Они оказались в огромном зале, границы которого скрадывал мрак. Еще издали им в лицо ударил сухой жар. Посреди зала в воздухе повис огненный полукруг. Казалось, ничто живое не может прорваться внутрь. Его края ослепляюще полыхали, зато с другой стороны что-то смутно и обнадеживающе белело.

– Ой, мамочка моя бабуся! – оживился Баб-Ягун. – Уважаемые зрители! Перед вами ворота команды Дубодама. Странно, что над ними не догадались пришпилить табличку «Оставь надежду всяк сюда входящий!».

Заглянув в осколок пенсне, Таня увидела отрубленную голову древнего чудовища. Пасть была распахнута, а клыки распространяли сияние.

– Некрофильское местечко… Похоже, весь Дубодам слеплен из частей тел каких-то допотопных монстров, – негромко сказала Таня и спрятала стеклышко. Она предпочитала и дальше заблуждаться, думая об этой голове как об огненном полукруге.

Однако в данный момент ее больше волновало, действует ли внутри Дубодама полетная магия. Размеры зала позволяли разогнаться и попытаться проскочить пламя. Она достала контрабас и, сев на него, приготовила смычок. Ворча, что он предпочел бы пылесос помеси гитары и скрипки, Ягун уселся сзади и крепко обхватил Таню руками.

– Тикалус плетутс! – крикнула Таня, выпуская искру.

Получилось! Контрабас взлетел, хотя и не так стремительно, как он сделал бы это на торопыгусе. Но волей-неволей приходилось использовать среднее полетное заклинание – Ягун был далеко не пушинкой. Контрабас же, как скоростной инструмент, плохо переносил перегрузку.