Таня Гроттер и Золотая Пиявка

Два дня спустя, уже под утро, Тибидохс был потревожен грохотом: кто-то изо всех сил барабанил в главные ворота. Сторожевой циклоп Пельменник привстал на своем дощатом ложе, устланном овечьи ми шкурами, и замотал котлообразной башкой. Он привык, что перед тем, как кто-то стучит в ворота, обычно гремит зудильник, сообщая, что сработало заклинание перехода. Теперь же зудильник помалкивал. Заклинание перехода тоже явно не было произнесено – грохот же не прекращался, а становился все настойчивее. Казалось, массивные ворота вот-вот сорвут с петель.

Нашарив в углу секиру, Пельменник деловито потрогал заскорузлым пальцем острие и, бурча под нос слова песни «Наша служба и опасна, и трудна...», широко распространившейся у магов с подачи лопухоидов, затопал к сотрясающимся воротам.

– Ну! Кого это там принесло? – рявкнул циклоп.

– Откроешь – узнаешь! Шевелись, лентяй! – потребовали с той стороны.

– Сейчас открою! Только ты об этом пожалеешь! – пообещал Пельменник и навалился на колесо, приводившее в действие подъемный механизм.

В приоткрывшиеся ворота решительно протиснулась худощавая фигура в темном плаще. Циклоп отпустил колесо, схватил секиру и ринулся было к ней, но не успел он сделать и трех шагов, как прозвучало короткое, точно рубленое заклинание, Полыхнула двойная красная вспышка.

Пельменника подбросило и, перекувырнув в воздухе, зашвырнуло в ров. Лягушки отозвались на это бесцеремонное вторжение возмущенным кваканье Следом за циклопом в воздухе просвистела секир, Пельменник попытался выбраться, но стенки рва были слишком скользкими. Тогда он уселся на дно кипя от злости, уставился на лягушек. Его единственный глаз вращался по орбите и закатывался. Для всех, кто знал Пельменника, это был верный сигнал, что надо спасаться. Однако лягушкам было хоть бы хны. Они лишь таращились на него из воды и квакали словно приглашая остальных поглазеть на дурака.

Тем временем незнакомец в плаще уже двигался навстречу профессору Клоппу, выскочившему и своей комнаты в небесно-полосатой пижаме с желть ми сердечками. Такой нелепой пижамы не было даже у самого доброго депутата дяди Германа, уже сем лет собиравшего коллекцию пижам.

– Кто ви ест такой? А ну стояль, пока я не стрляль! Руки хох! То есть хенде вверх! – крикнул Клопт вскидывая руку с перстнем.

Неизвестный досадливо отмахнулся и потря перед носом у Клоппа синенькой корочкой с оттиснутой на ней заплесневелой черепушкой.

«Магщество – Продрыглых Магций. Ревизор-консультант Бессмертник Кощеев», – значилось в корочке.

Пока профессор Клопп изучал корочку, новоприбывший маг распахнул плащ и откинул капюшон.

Блеснули стильные серебристые латы от Пако Гробани и рукоять двуручного меча. Лицо у мага было маленькое, ссохшееся, точно череп, обтянутый кожей, с небольшими плутоватыми глазками.

Наконец поняв, кто перед ним, профессор Клопп радостно потер шершавые ладошки.

– О, мы же знаком раньше! Мы виделься на конференции по защите прав троллей и вампиров! Я ожидаль вас ещё вчера! Пойдемте в мой кабинет! Я буду вам все подробно доносиль! – обрадованно воскликнул он и, приседая от нетерпения, засеменил впереди, показывая дорогу.

За лесом, пробиваясь сквозь пахнущий йодом туман, уже разгорался рассвет. Однако ночь ещё не спешила сдавать своих позиций.

Старикашка в серебристых латах и профессор Клопп в пижаме с сердечками были не единственными, кто бродил сегодня по сумрачным коридорам Тибидохса. Существовали и другие...

* * *

– Эй, малютка без родинки, как у тебя с нервами? Ты ведь не поднимешь визг? Я пришел, и, между прочим, не один! – озабоченно зашептал кто-то.

Таня, спавшая на животе, открыла глаза и приподнялась на локтях. В сиреневой дымке рядом с её кроватью плавал поручик Ржевский, смахивавший на тучку, слегка тронувшуюся умом. Рядом из-за раздувавшихся Черных Штор деликатно выглядывала Недолеченная Дама.

– Я дико извиняюсь... У меня такая мигрень. Не найдется таблетки аспирина или хотя бы пузырька с ядом? Я жутко мучаюсь, – певуче сказала она.

– Все она врет! Не давай ей яду! Все равно она его не выпьет. Она в прошлый раз нас подслушивала и теперь вот собралась за шкатулкой Древнира! Даже Ужасу пригрозила наябедничать, если я пойду без нее! – отмахнулся поручик.

Недолеченная Дама порозовела от негодования.

– Жан, ну зачем же так? Я же просила вас сохранить все в тайне! Я же умоляла! – поджимая губы сказала она.

Поручик зевнул.

– Ну, так что, идем? – предложил он. – Безглазый Ужас уже трясет в подвале своими ржавыми по гремушечками. В такие часы даже самые жуткие при зраки становятся сентиментальными. Они роняют слезы, холодные и липкие, как вчерашний бульон. Путь открыт.

Таня покосилась на соседнюю кровать, на которой уже безо всякого «Пундуса-храпундуса» посапывала Гробыня, и задумалась. Еще вчера она отказалась бы от этой авантюры, но теперь, когда в лабиринтах Тибидохса таился неуловимый дух, а Баб-Ягун был переведен в темные маги, терять было, в общем-то, нечего.