Подумав, что Верка Попугаева не одинока в своем стремлении подозревать всюду любовные записки, Таня приблизилась к шкатулке. Шкатулка была с виду самая обычная – деревянная, без резных узоров на крышке и даже без замка. Никакой магией тут явно не пахло. Таня протянула руку и... она сама не поняла, что произошло. Внезапно ей показалось, что она стоит на месте, а Башня уплывает куда-то с короткими пароходными гудками, К тому же со стороны океана почему-то стал доноситься резкий крик чаек.
А потом Таня вдруг сообразила, что все это ей померещилось. Она лежала щекой на полу, а над ней витали поручик Ржевский и Недолеченная Дама.
– Напрасно ты это... Не надо было называть Древнира старым сухарем! – укоризненно сказала Дама. Ржевский поморщился.
– При чем тут Древнир! Все дело в её кольце. Уверен, ему приходилось выбрасывать красные искры. Сними его и попробуй ещё раз, – посоветовал поручик.
Таня села на каменных плитах. Башня больше не уплывала, и пол не уходил из-под ног. Шкатулка Древнира продолжала стоять на прежнем месте.
«Она приняла меня за темную... И не только она. Профессор Клопп тоже считает меня темной. И Зубодериха», – подумала Таня.
Она сняла с пальца кольцо Феофила Гроттера и опасливо приблизилась к шкатулке. Дотрагиваться до неё во второй раз ей хотелось ещё меньше, чем пробовать двумя мокрыми пальцами, сколько вольт в розетке.
– Шкатулка, я не темная. Я... я сама не знаю, какая я. Но темной мне ужасно не хочется быть! – сбивчиво сказала она.
Уверенная, что Башня вновь отправится в плавание, оглашаемое криками чаек, Таня зажмурилась, протянула руку и неожиданно ощутила пальцами теплую деревянную поверхность.
Крышка шкатулки откинулась. Заглянув внутрь, девочка обнаружила, что на темном бархате, в углублении, которое вполне могло бы предназначаться для магического кольца, лежит... А вот дальше начинались сплошные вопросы. Что это? Червяк? Гусеница? Змееныш?
– Эге, да это всего лишь Золотая Пиявка! Вон и присоска у нее. А я-то думал! – разочарованно воскликнул поручик Ржевский, уже ухитрившийся запустить в шкатулку глазенапа.
– Фи, Пиявка! Как это прозаично! – поморщилась Недолеченная Дама. Видно было, что только что она разочаровалась в Древнире и во всем человечестве.
Пока Таня размышляла, что в Золотой Пиявке могло так встревожить Сарданапала, поручик Ржевский прислушался. Он подлетел к стене и просунул голову сквозь каменную кладку.
– Ужас! Чтоб император вновь назвал меня на параде разгильдяем! – воскликнул он.
– Ты что? – не поняла Таня.
– Сюда бежит Поклеп! Я так почему-то и думал, что он сунет куда-нибудь оповещающее заклинание! – воскликнул он и торопливо улетучился, спасаясь от неминуемого дрыгуса.
Недолеченная Дама тоже заспешила.
– Ой, Тань, ты знаешь, я замочила в слезах свои носовые платки и теперь боюсь, что они совсем размокнут. Ты не возражаешь, если я отлучусь ненадолго? Да, кстати, если тоже будешь убегать, не забудь свой магический перстень. А то мало ли кому он попадется на глаза, – посоветовала она, исчезая в глубокой щели между камнями.
«Предатели! Бросили меня здесь!» – подумала Таня и бестолково заметалась по каморке. Где-то рядом, за стеной, Поклеп уже спешил к бойнице. Выход оставался только один – обогнуть Большую Башню по карнизу и улизнуть по лестнице, пока Поклеп будет в каморке.
Не размышляя, зачем она это делает, Таня надела перстень, схватила Золотую Пиявку и, захлопнув шкатулку, шагнула на карниз. Суровый завуч Тибидохса был где-то совсем близко: девочка уже слышала его пыхтение. Прижимаясь спиной к стене, она быстро скользнула в противоположную сторону. Пустота, начинавшаяся всего в полуметре перед ней, манила. Хотелось шагнуть вперед и таким образом сбежать от Поклепа, Пять шагов, десять... Все решали мгновения, Тане показалось, что за закруглением башни мелькнул кафтан Поклепа, но сам он едва ли мог её увидеть, потому что сразу нырнул в трещину.
А ещё полминуты или пятнадцать шагов спустя – в зависимости от того, чем считать время, – из трещины донеслась брань. Таня догадалась, что завуч вновь попытался открыть шкатулку и поплатился за это. Нырнув в первую же подвернувшуюся бойницу, девочка скользнула к лестнице и стала быстро спускаться.
Ей повезло, что Поклеп слишком спешил, чтобы поставить здесь циклопа. Через несколько пролетов, убедившись, что за ней никто не мчится, Таня перевела дыхание и перестала ежесекундно оглядываться.
Опасность наконец миновала. Завуч остался с носом.
Спускаясь вниз, девочка не замечала, что факелы за её спиной поочередно вспыхивают, искрят и гаснут, исходя едким смолистым дымом. Казалось, что нечто невидимое – нечто такое, о существовании чего знал только огонь, – бесшумно крадется следом...