Танки повернули на запад

В многоязычном людском преднаступательном море островками темнели танки. Возле каждого островка или на нем его население - экипаж. Нынешняя ночь особая: редко услышишь брань, крики. Люди прислушиваются к себе, к машине. Большинство экипажей - новые или частично обновленные. Стальная махина объединяет, роднит этих людей.

Капли падают с веток, катятся за ворот. Горелов снимает фуражку, отряхивает ее. Мы останавливаемся возле некоторых танков. Иногда обмениваемся словом-другим с танкистами. Иногда молча идем дальше.

Из одной "тридцатьчетверки" доносится негромкое пение.

- Экий неунывающий народ! - замечает Горелов. Мы вслушиваемся.

...До тебя мне дойти нелегко, А до смерти - четыре шага.

- Не так-то уж и весело, - тихо произнес Горелов. Мы идем дальше по лесу, готовящемуся к наступлению...

Не правы те, кто считает, будто германское командование ничему не научилось в ходе войны. Если бы это было так, победа далась бы нам куда дешевле. Вражеские штабы изучали нашу тактику, делали из нее свои выводы, старались приноровиться к ней. Слава нашего оружия в том, что оно одолело опытного врага, до конца сохранявшего стойкость, способность к решительным, далеко не всегда шаблонным действиям.

Гитлеровцы уже хорошо знали мощь нашей артиллерийской подготовки, уничтожающей первую позицию. В канун наступления 1-го Украинского фронта они отвели почти всю живую силу на вторую позицию, оставив впереди лишь небольшие заслоны. Расчет прост: первый и самый сильный удар советской артиллерии придется чуть ли не по пустому месту, и уцелевшая немецкая пехота в нужную минуту поднимется в контратаку. План вовсе не бессмысленный. Он мог бы удаться врагу, если бы наше командование не следило пристально за действиями противника и быстро не реагировало бы на них.

Без всякой артподготовки поднялись с насиженных мест наши передовые батальоны. Энергичным броском ворвались на первую позицию. И тогда загрохотали орудия, полетели штурмовики и бомбардировщики. Удар обрушился на вторую позицию гитлеровцев.

В первые часы наступления наиболее опасным для нас противником был туман. В тумане танки теряли направление, иные машины отбивались от остальных, застревали в болотах.

Впервые действующий в составе нашей армии мотоциклетный полк вырвался вперед и устремился к Бугу. Мотоциклисты и передовые танки с ходу форсировали реку, захватили небольшие плацдармы. И тут натолкнулись на сильное сопротивление.

Я приехал в одну из бригад в ту минуту, когда две "тридцатьчетверки", не выдержав вражеского огня в упор, форсировали Буг в обратном направлении возвращались с западного берега на восточный. Вода бурлила от снарядов и мин.

Лишь один человек сохранял в это время каменную невозмутимость - начальник политотдела корпуса генерал Орлов. Белое гладкое лицо его было бесстрастно, зубы твердо стиснули мундштук.

- Дал команду привлечь командиров экипажей к партийной ответственности, Орлов ткнул мундштуком в сторону вылезавших из воды мокрых "тридцатьчетверок".

- С партответственностыо успеется, - сказал я. - Надо спешно принимать меры, чтобы подавить огневую систему противника. Где артиллерия?

- Это забота комкора и комбрига. Не стану же я подменять их.

Было не до споров. Да и можно ли было переубедить Орлова!

Я залез в танк и вызвал по рации подполковника Кобрина, полк которого обогнал только что.

- Понял, выполняю, - раздался в шлемофоне хриплый голос Кобрина.

В триплексах промелькнули темно-зеленые тела самоходок. Массивные стволы распростерлись над водой. По реке, подернутой, как туманом, пороховым дымом, покатилось могучее, раскатистое эхо.

Не успевшие обсохнуть "тридцатьчетверки" в третий раз форсировали Буг.

Подходили уже новые танковые батальоны. С грузовиков спрыгивала пехота. Саперы тащили доски для штурмового мостика...

Тем временем правофланговый в армии корпус Дремова огибал с севера Сокаль.

Все явственнее становилось кольцо, охватывающее вражескую группировку в районе Брод. А когда армия, осуществляя замысел командующего фронтом, повернула на юго-запад и наши вырвавшиеся вперед танки встретились с танками генерала Рыбалко, подошедшими к Раве-Русской с юга, кольцо это замкнулось.

Разгром окруженных был не нашим делом, 1-ю танковую армию фронт нацеливал на ворота в южную Польшу: Ярослав - Перемышль. Эти две старые, прикрытые Саном крепости служили опорой хорошо оснащенной, глубоко эшелонированной обороны гитлеровцев. Подтянутые сюда две полнокровные дивизии имели строжайший приказ не пропустить русских.

На открытом месте днем наши танки вышли к Сану. Впереди на левом берегу сверкнул шпиль Радымновского костела.

С восточной окраины Радымно ударили легкие немецкие орудия. Крупные калибры вели огонь из оврагов к югу от городка. Однако наши танки приближались к реке.

Появились пикирующие бомбардировщики. Сан забурлил как штормовое море. Головная "тридцатьчетверка" взорвалась в воде. Следовавшая за ней машина угодила в воронку. Мотор заглох. Но другие танки преодолели реку и, покрытые тиной, ворвались в Радымно...

Корпус Дремова брал курс на Ярослав, корпус Гетмана - на Перемышль.