Танки повернули на запад

Хрущев огляделся по сторонам:

- Славно у вас тут в садочке, деревья над головой шумят. Выстрелов не слышно. Только ненадолго эта благодать, недолго вам здесь блаженствовать. Готовьтесь к передислокации в район Броды - Дубно. Памятные места? - обернулся Никита Сергеевич ко мне.

- Не забуду до конца дней.

- Да, есть, что помнить. А между прочим, из этого района мы по приказу от 23 июня 1941 года должны были наносить по противнику концентрические удары. Небось не все даже знают о том приказе. Больно уж нереален был, по картам придуман, без учета жизненных возможностей. Но сейчас такое вполне нам по плечу. Наша промышленность теперь тридцать тысяч танков и бронемашин в год выпускает. А главное - воевать научились, кадры опыт приобрели... Вы ведь, Михаил Ефимович, тоже в этих благословенных краях войну начинали? - спросил Хрущев у Катукова.

- А как же, дивизией в корпусе Рокоссовского командовал. Из-под Ровно должен был к 8-му мехкорпусу пробиться. Да чем же пробьешься? Не то что танков, винтовок не хватало.

В саду стемнело и стало по-ночному тихо. Лампу зажечь нельзя было, а уходить под крышу не хотелось. Никита Сергеевич поднялся.

- Крепился до вечера, а теперь, пожалуй, скажу. Представление фронта удовлетворено: армия ваша преобразуется в гвардейскую. Скоро получите приказ... Поздравляю!..

Долго еще сидели мы в саду. Вспоминали сорок первый год, Курскую лугу, недавние бои. Говорили о предстоящей операции, в которой намечался выход за Вислу. Мечтали о том времени, когда танки можно будет увидеть лишь в музее...

- Иной раз, когда вручаешь награду, чуть-чуть тревожно, - говорил Никита Сергеевич. - Не зазнается ли человек, не вознесется ли над другими... С вашим братом военными иногда такое случается. Проведет успешный бой - и море ему по колено... Как-то раз под Сталинградом приехал я в один полк. Сидят солдаты в доме без стены и крыши. Почернели от холода, от копоти. Потихоньку разговорились. Один прямо рубит: "Непорядок. Империалистическую воевал, гражданскую, финскую и эту с первых дней... Знаю, когда война, а когда непорядок. Портянки теплые только в нашем полку не выдавались. Всех соседей сегодня давно покормили, артиллеристы уже два раза поесть успели, а мы еще кухни не видели". Разыскал я командира полка. Молодой, здоровый, на груди от орденов тесно. Недавно из комбатов на полк выдвинут. "Как настроение у народа?" - спрашиваю. "Личный состав рвется в бой за Родину, за товарища Сталина".- "Рвется?" - "Рвется, товарищ член Военного совета". - "А может, он пообедать рвется?" Растерялся лихой майор. Ему-то, оказывается, и невдомек, что три роты сегодня еще крошки хлеба не видали... Это я вам в назидание на сон грядущий рассказываю...

Близился восход. Небо становилось серым, все увереннее розовевшим с востока. Мы испытывали странное, необычное для бессонной фронтовой ночи чувство - нам не хотелось спать.

Вскоре началась передислокация. Корпуса двинулись на север, к Дубно. Марши совершались по ночам. Номера автомобилей были заменены, а условный знак первой танковой - ромб на башне - закрашен. Хранили молчание радиостанции, кроме нескольких, оставленных на старом месте. Те работали, как обычно, создавая у вражеской службы подслушивания впечатление, будто армия занимает прежние позиции.

Меры маскировки не ослабевали и в новом районе. Прибывавшие из тыла танки были укрыты на платформах дощатыми чехлами. Разгрузка велась ночью, а утром эшелоны с макетами танков направлялись обратно на восток.

На рекогносцировку наши офицеры выходили в пилотках и гимнастерках с общевойсковыми погонами.

Одновременно с 1-й танковой армией в лесах северо-западнее Броды - Дубно накапливались общевойсковые соединения. Здесь сосредоточивалась ударная группировка фронта, которой предстояло крушить немецкую оборону, прикрывавшую путь в Польшу...

Каждый раз, слыша или произнося простые географические названия: "Броды", "Лежнюв", "Верба", "Иква", я испытывал чувство давней тревоги и новой гордости. Здесь, в этих негустых лесах на берегах Слонувки, Сытенки, Плеящувки, Иквы, разыгралась трагедия первых дней войны. Здесь я потерял многих близких друзей. Отсюда через бесконечные вражеские тылы начался некогда наш путь из окружения.

Сейчас мы вернулись сюда во всесилии опыта, техники и зрелости, готовые и способные победоносно завершить войну.

На дорогах немым напоминанием о страшных днях третий год неподвижно стояли обгоревшие, с рваными ранами в бортах, покосившимися башнями и разбитыми катками Т-26, Т-35, Т-28, грузные, с короткой - не по размерам - пушкой КВ. Эти танки, радовавшие когда-то глаз на парадах и танкодромах, казались теперь нескладными. Они безнадежно устарели и по-своему символизировали нашу неумелость, выявившуюся в сорок первом году.

У одного из таких танков в высокой траве неподалеку от дороги я натолкнулся на Павла Коровкина. Как и три года назад, он был командиром моей "тридцатьчетверки".

- Что ищешь, Павлик?

- Где-то здесь сгорел тогда Витя Ромашин... Теперь разве найдешь? Вон деревцо растет на жалюзи.