Танки повернули на запад

В бригаду Бурды добираться труднее: редко когда встретишь такие ориентиры. Полагайся на карту, узнавай у встречных. Михаил Михайлович Балыков в таких случаях припоминает один и тот же фронтовой анекдот. Крестьянский мальчуган кричит матери: «Мамка, командир карту вытаскивает, сейчас дорогу спрашивать будет».

У Бурды техника не отстает. У него не оставят на полпути танк с забарахлившим мотором, севшую на дифер полуторку, на марше колонна не растянется более чем предусмотрено наставлением.

Зато место стоянки бригады определишь без ошибки: танки поставлены так, что в любую минуту готовы открыть огонь и начать маневр. Один не помешает другому. Как бы ни устали люди, они не забудут об охранении.

Однажды командиры с завистливым пристрастием допрашивали Бурду.

— Везучий ты.

— Везение ни при чем. Надо умело отбирать людей.

— Поучи.

— Могу по секрету. Когда приходит пополнение, я беру первых попавшихся.

— ???

— Уж коль они чувствуют себя «отобранными», не подкачают…

«Хорьх» проваливается в скрытые грязью колдобины и, напрягая все свои двести лошадиных сил, выбирается из них. Я ловлю себя на неуместной улыбке. Откуда она? Да ведь я думаю о Бурде, о его веселой, неуемной деловитости. Передо мной стоит радостно оживленное смуглое лицо командира «бурдейской» бригады.

— Не устали? — спрашивает Бурда, едва я вылезаю из машины. — Покажу, как «расписывались» нынче утром наши танкисты.

Он никогда не скажет «мои» танкисты, «мои» люди. Среди деревьев с обрубленными осколками сучьями, с белыми, сочащимися соком ранами — три «пантеры». Одна, скособочившаяся у обрыва, отсвечивает черно-оранжевой окалиной, пушка бессмысленно нацелена в качающиеся вершины. Две другие вырвались к дороге и будто по команде остановились. Передняя — с дырой в борту, задняя — с распластавшейся по мокрой земле гусеницей.

— Чисто сработано, — удовлетворенно похлопывает Бурда по шершавому влажному металлу. — Машины крашены в желтый цвет. Предназначались в Африку. Это и пленные экипажи подтвердили. А попали вот на Украину.

Всякий раз при виде подбитого немецкого танка я испытываю волнение. Где-то в далекой Германии старательно изготовили могучую махину, способную расстреливать и давить людей, крушить жилища. Кто знает, сколько крови и слез пролилось по вине этой длинноствольной пушки, этих жадно впившихся в землю гусениц! А сейчас передо мной уже безобидная, нелепо застывшая у проселка замысловатая гора металла. Она лишилась своего основного назначения способности приносить смерть. И метаморфоза произошла благодаря тому, что нашелся человек, который оказался сильнее легированной стали, у которого в минуту, когда смерть была совсем рядом, достало хладнокровия, чтобы верно прицелиться и выстрелить.

Скоро война уйдет из этих мест. Ребятишки будут лазать по танку, спускаться через люк в его темную, таинственную глубину…

Бурда прервал мои размышления:

— Хочу насчет партактива посоветоваться… Последнее время брехунов много развелось. Иной приврет, чтобы орден получить, иной — чтобы избежать взыскания, а иной — по привычке, на всякий случай. Три дня назад послал старшего лейтенанта Косицына разведать противника. Возвращается, глаза плошки, дышит, что твой паровоз: «У немцев сосредоточение — танков с полсотни, артиллерия на огневых». Ладно, говорю, отдыхайте, спасибо за службу. А сам послал новую разведку. Спустя час докладывают, что стоят у немцев картонные макеты трех танков, пушками и вовсе не пахнет. Косицын, между прочим, кандидат ВКП(б). Вот мы с Боярским и задумали партактив насчет брехни и брехунов собрать… Да нет, название культурное придумаем, например: «О правдивости в информации» или «О честности коммуниста в бою».

— Ну а что смущает?

— Спросил генерала Орлова, а он не одобрил: «Обобщаете частные факты».

— Запретил?

— Запретить не запретил и разрешить не разрешил:

«Надо все взвесить, обговорить с кем следует. Спешить в таком деле ни к чему».

Вольно или невольно Бурда копировал интонации Орлова. Я легко представил себе невозмутимого начпокора с его «взвесить, обговорить…»

— Торопливость, и верно, не нужна, — старался я по возможности не уронить авторитет Орлова. — Но и тянуть тоже не следует. Вопрос важный. Проводите актив…

Вторую половину дня и первую половину ночи в полосе бригады Бурды немцы не давали о себе знать.

Назавтра в одиннадцать часов истекал срок ультиматума. Но еще на исходе ночи мы поняли, что капитуляцией не пахнет. Вопреки обыкновению, немцы в темноте, под покровом тумана пустили танки. Их встретили на коротких дистанциях «тридцатьчетверки», притаившиеся в засадах. Но огонь из засад на этот раз был малоэффективен. Предрассветный сумрак и белесый туман мешали прицельной стрельбе. Немецкие машины вышли на рубеж, где стояли подбитые «пантеры», и затормозили. В темноте они чувствовали себя неуверенно, боялись оторваться от пехоты.

Бурда вызвал командира батальона капитана Федоренко, великана, едва влезавшего в танк.