Танки вел Алексеев

Глубокой ночью, совершив обходной маневр, танки с западной стороны прорвались в Олешню. Противник, не ввязываясь в бой, отступил, оставив вооружение и технику.

В тот же день Алексеев собрал командный состав корпуса.

— Наступаем и воюем плохо, — начал он разговор с командирами. — Используя нашу медлительность, враг успевает взрывать мосты, минировать дороги. Пока мы строим переправы на реках, он создает новые рубежи обороны. Потом мы вынуждены атаковать противника несколько раз, теряя танки и людей. Поднять темп наступления — вот что необходимо. Не давать врагу закрепляться — вот что главное. Не повторять танковых атак в одном и том же направлении. Встретил препятствие — обойди его. Разведывательному и мотоциклетному батальонам лучше вести разведку, а штабу быть более осведомленным о противнике.

После Олешни корпус быстро преодолел сорокакилометровый путь и подошел к Зенькову. Но и здесь немцы успели организовать оборону. И хотя наступавшие уже взяли кирпичный завод на окраине и прорвались в город, на улицах встретили сильный отпор. Не имея достаточной поддержки пехотных частей, танки отошли.

Пересеченная местность и заболоченные долины на подступах к городу вынудили генерала Алексеева к лобовым атакам. Тысячи снарядов по обороне врага, массированные танковые атаки с пехотой при поддержке артиллерии и авиации оказались безрезультатными: город взять не удавалось.

8 сентября 1943 года командир корпуса получил радиограмму со следующим текстом: «Генерал-майору танковых войск Алексееву В. М. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 августа с. г. Вы награждены орденом Красного Знамени. Поздравляю Вас с высокой правительственной наградой и желаю успехов в разгроме немецких оккупантов. Ватутин».

Весть о награждении третьим орденом Красного Знамени вызвала у Алексеева какое-то необычное чувство. Он даже расстроился, испытывая в душе горькую неудовлетворенность собой: «Меня отмечают, награждают, а танковый корпус, который я возглавляю, уперся во вражескую оборону и не может прорваться в город, несет потери. Нет, бесполезные атаки надо прекратить. Нужно найти пути обхода, пусть дальние, но найти, воспользоваться ими и ударить по врагу с тыла».

В ночь на 9 сентября корпус совершил рискованный маневр. Прорвавшись в пятнадцати километрах северо-западнее Зенькова, взял село Тарасовка и вышел в тыл немецкой обороны. Силы корпуса невелики: двадцать танков и пятнадцать самоходных артиллерийских установок. Помогла внезапность. Несмотря на двойное превосходство противника в танках, прорыв корпуса вызвал панику в городе. 9 сентября Зеньков был освобожден.

После трехмесячных непрерывных боев 10-й танковый корпус вывели на переформирование. Несколько суток танкисты отдыхали в тихом украинском городке Лебедин. Вспоминали жаркие бои, ремонтировали танки и машины, готовились к битве за Днепр. Приятным событием для личного состава корпуса и его командира стал приказ военного совета 40-й армии. В нем говорилось: «Части и соединения 10-го танкового корпуса, взаимодействуя с частями 40-й армии, успешно выполняли боевые задачи, поставленные военным советом армии. Весь личный состав под умелым руководством генерал-майора Алексеева героически сражался с немецко-фашистскими захватчиками, очищая от них нашу родную землю…

За умелое руководство частями и соединениями корпуса, за беспредельную преданность нашей социалистической Родине и проявленный героизм в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками командиру корпуса, всему офицерскому, сержантскому и рядовому составу объявить благодарность».

Получив танки и подкрепление, 16 сентября корпус вновь вышел на передовые позиции… Лохвица, впереди Пирятин.

— Памятные места, Василий Михайлович, — взволнованно говорил полковник Божко. Вместе с Алексеевым в колонне оперативной группы штаба он ехал за ушедшими вперед танками. — Здесь, у Лохвицы, в сентябре сорок первого немецкие танки разгромили управление Юго-Западного фронта, погиб командующий фронтом генерал армии Кирпонос… Через эти места с остатками 75-й стрелковой дивизии я выходил из окружения. — Божко вздохнул, помолчал. С болью проронил: — Ох и тяжел был тот путь.

— Понимаю, Митроша, сам испытал под Барвенково.

Алексеев вскоре же после знакомства с полковником Божко стал называть его по-дружески Митрошей. Генералу понравился этот добросовестный, старательный, правдивый офицер. Часто, то на командном, то на наблюдательном пункте, то в машине, они были вместе. Командир корпуса предпочитал всегда иметь под рукой командующего артиллерией. И как только требовалось развернуть артиллерийские полки, Божко был всегда готов.