Фыркнув выхлопной трубой, «виллис» тронулся с места и, прорезая колеи в липком черноземе, пошел, набирая скорость. Степан Кузьмич Нестеров прощально взмахнул рукой[4]
.Даешь Днепр!
5 августа 1943 года генерал-майор Алексеев получил боевой приказ. Во взаимодействии с 47-м стрелковым корпусом начать наступление на укрепленные узлы противника Славгород и Тростянец. Учитывая семикилометровую ширину полосы наступления, определенную разграничительными линиями, командир корпуса решил построить боевой порядок в один эшелон, оставив в резерве 178-ю танковую бригаду.
После двухчасовой артподготовки, прорвав оборону врага у деревни Касилово, 183-я и 186-я танковые бригады устремились к населенным пунктам Дроновка, Пушкарский.
…Избитая, черная, пыльная дорога. Вокруг редкие овраги, небольшие рощи лиственного леса. Обезображенные войной поля, обгоревшие посевы, незасеянные массивы, заросшие сорняком. Вдоль дороги валяются разбитые грузовики, вздувшиеся трупы лошадей с торчащими вверх ногами.
Длинной растянувшейся колонной в тучах черно-серой пыли движутся танки, облепленные солдатами. Это резерв командира корпуса, готовый в любой момент прийти на помощь соединениям первого эшелона. В этой же колонне машины оперативной группы штаба корпуса.
С утра все шло хорошо: командиры танковых бригад регулярно докладывали по радио о своем продвижении. Но вот радирует командир головной 183-й бригады подполковник Акопов: «Подошел к оврагу в пяти километрах юго-западнее деревни Погорелая. Пройти не могу: овраг заболочен, мостов, нет».
Генерал-майор развернул карту, внимательно ее рассмотрел.
— Майор Лобко, передайте Акопову: разрешаю обойти овраг в направлении Староселье, — обратился Алексеев к начальнику связи корпуса.
Через час новое сообщение: «Атаковал противника на рубеже деревни Дроновка. Враг, имея артиллерию, оказывает сильное сопротивление. В обороне танки противника численностью до полутора десятка».
Выслушав донесение, командир корпуса задумался: «Если даже головную бригаду усилить своим резервом, все равно Дроновку с ходу не взять. Корпус может «застрять» у этого опорного пункта на несколько часов, и оперативная задача будет сорвана».
Через несколько минут Акопов получил приказ: «Дроновку взять силами одной вашей бригады с приданным истребительно-противотанковым артполком. Сам меняю направление и Дроновку обхожу».
Бой 183-й танковой бригады за Дроновку продолжался более двух часов. Семь горящих танков, десятки убитых оставили гитлеровцы на поле боя. Тем временем части корпуса вышли к окраинам Славгорода и деревни Верх-Пожня. Овладеть сразу этими опорными пунктами не удалось. Гитлеровцы создали здесь минные поля, а заболоченные берега реки Пожни мешали их обойти.
Алексеев решил применить отвлекающий маневр. Ночью 183-я и 186-я танковые бригады были отведены в лощину восточнее Славгорода, а 11-я мотострелковая бригада с десятью танками резерва заняла перед деревней Верх-Пожня исходное для атаки положение. В свою очередь противник, перебросив сюда основные силы и средства, контратаковал подразделения мотострелковой бригады. В это время танковые бригады вырвались из лощины и на максимальной скорости устремились на Славгород. На подступах к нему танкисты смяли минометную батарею, три противотанковые пушки врага. В Славгороде разгромили штаб немецкого пехотного полка, захватили важные документы, подбили семь танков и уничтожили до двухсот гитлеровцев. Противник, взорвав мосты через Пожню, поспешно отступил. Вечером 8 августа корпус ворвался в Тростянец.
Командир танковой роты старший лейтенант Сергей Васильевич Гришин получил задание выйти к железнодорожной станции и взять ее. По узкой улочке он провел танки к станции. На путях стояли три состава с паровозами под паром, готовые к отправке. Немцы суетливо бегали около вагонов, офицер что-то громко кричал машинисту. Гришин моментально оценил обстановку:
— Радист, передать командирам танков: бить по паровозам, не допустить, чтоб эшелоны ушли.
Грянули выстрелы. Немцы сразу же разбежались. Танки подошли к составам. Старший лейтенант открыл люк, приподнялся. Сквозь шум работающего двигателя он отчетливо услышал крики и стук, доносившиеся из эшелона. Каково же было удивление, а затем радость танкистов, когда в оконцах с металлическими решетками они увидели людей, наших людей, попавших в плен.
Мгновенно полетели замки с дверей. Из вагонов спрыгивали грязные, в рваном обмундировании солдаты, ошеломленные неожиданным освобождением.
— Братцы, свои! Танкисты, родные, спасибо! — раздавались крики. Кто-то обнимал освободителей, кто-то плакал от радости.
Гришин по рации доложил командиру батальона об освобождении из фашистского плена наших военнослужащих. «Оставаться на месте, обеспечить охрану эшелонов», — последовал ответ.