Танки

– Запрет же. Проблем не оберёмся…

* * *

Надо хорошо понимать, что тогда было за время. Да, чтобы не сорвать «показательные выступления» новой машины и намотать необходимый пробег, Кошкин решил перегнать танки из Харькова в Москву своим ходом. Но это было очень рискованным решением: сами танки являлись секретным изделием, которое никак нельзя было показывать населению. Один факт выезда на дороги общего пользования, тогдашние правоохранительные органы, отличавшиеся чрезмерной мнительностью и подозрительностью, могли расценить, как разглашение государственной тайны. На долгом пути следования своим ходом не обкатанная, толком незнакомая механикам-водителям техника могла встать из-за любых поломок, могла попасть в аварию. И что тогда? Но, с другой стороны, пробег предоставлял уникальный шанс опробовать новые машины в экстремальных условиях, проверить правильность выбранных технических решений, выявить достоинства и недостатки узлов и агрегатов нового танка.

И Кошкин лично взял на себя огромную ответственность за этот пробег. Сказать, что он рисковал – ничего не сказать. В сталинские времена с органами НКВД шутки были плохи. Тогда даже отсутствие доказательств вины никак не могло помешать вынесению смертного приговора, а тут…

Но Кошкин не унывал.

– При первой встрече скажу товарищу Кулику спасибо, – храбрился он. – Его запрет меня и надоумил. Это единственный вариант, единственный способ и запрет не нарушить, мы же ничего не будем грузить на железнодорожные платформы, и прибыть на смотр. А заодно и увеличить драгоценный для нас набег. Своим ходом двинем! Погода подходящая. Если прорвёмся, разве Москва скидку не сделает? Подобная тысяча километров стоит двухтысячного пробега…

– Ты, кажется, бредишь, – говорили ему. – А если не прорвётесь?

– Обязательно прорвёмся!

– Завязнешь где-нибудь или сломаешься на первых же километрах.

– Не завязну и не сломаюсь! Прошлой ночью мы с Кайратом Жамалетдиновым намотали почти сто километров по кругу, а машина во все лёгкие дышала, словно подхлестывала нас… Придумывайте ещё преграды – возьму!

– Сто километров – не тысяча! Тысячу коробка передач не выдержит. Шестерни заклинит – с места и двумя тягачами не сдвинешь. Тросы не выдержат, оборвутся…

– Пустяки! Всё выдержим и всем всё докажем!

– А главный фрикцион? А бортовые фрикционы? А малоэффективный воздухоочиститель?

– Ничего, всё будет хорошо. Я в этом уверен.

Директору завода Максарёву самому не хотелось отговаривать своего главного конструктора, но и полностью согласиться с ним он не мог, не имел права. Да и страшновато было – а вдруг, что пойдёт не так…

– Дизель заглохнет, и что тогда?

– Слышал я уже не раз оттуда нехороший металлический звук. И ничего – каждый раз справлялись…

– И всё же?

– Ну, заглохнет – и заглохнет. Мы уже пробовали, он с толкача с полпинка заводится. Зацепим другим танком и потянем…

– Но это же секретные машины! Ты сам подумай, кто тебе разрешит – чуть ли не половину России в открытую пройти.

– Так мы же, Юрий Евгеньевич, обойдём города, да больше по ночам двигаться будем. Чего ты боишься?

– Чего? И ты ещё спрашиваешь? Сам что ли не понимаешь?

– Так мы маскировочку устроим – сам дьявол не поймёт, что такое вдалеке движется… Не терзай ты себя, Юрий Евгеньевич, дорогой, и мне не мешай! Представь, какая будет проверка «тридцатьчетвёрке», какая аттестация ей, когда своим ходом явимся в Москву точно к началу смотра.

– Такую аттестацию пропишут – костей не соберём.

– Если за себя боишься, Юрий Евгеньевич, отбей, куда следует, «молнию»: Кошкин мол выехал самовольно, хотя ты, директор, ему категорически запретил…

– Но это же… Нет, так нельзя…

Директор завода Максарёв был удивительным человеком. Конструктор Вячеслав Дмитриевич Листровой, написавший потом книгу «Конструктор Морозов», вспоминал о нём так:

«Юрий Евгеньевич Максарёв с честью нёс свою ношу. К 35 годам, когда доверено ему было возглавить Харьковский завод, прошёл он большой трудовой путь, накопив недюжинные знания и производственный опыт. Обладая высокими организаторскими способностями, требовательный, тактичный и доброжелательный, он быстро завоевал уважение и любовь коллектива <…> В те годы от директора требовались кроме высокой эрудиции и компетентности ещё и смелость, дальновидность, умение идти на риск и брать на себя немалую ответственность.

Юрий Евгеньевич Максарёв оказался именно тем человеком, который нужен был заводу.

Особые чувства питал наш директор к конструкторам и работникам опытного цеха, в работе которых он видел главное условие движения всего заводского организма по пути технического прогресса. И до войны, и уже будучи на Урале, он не упускал случая, чтобы побывать в КБ, на опытной базе. Он знал лично многих конструкторов, знал, кто чем занимается, и умел тактично подсказать, какое именно решение того или иного вопроса желательно для производства. И каждый, глубоко уважая директора, старался прислушаться к его пожеланиям и советам и делом на них ответить».