Танки

Через некоторое время слово дали Кошкину. Несмотря на принятые лекарства, он не мог сдержать душившего его кашля, чем вызвал недовольные взгляды Сталина и Берии.

Начальник Автобронетанкового управления и одновременно член Главного военного совета РККА Дмитрий Григорьевич Павлов лично представил «тридцатьчетвёрки» Иосифу Виссарионовичу.

Потом два танка разъехались по Ивановской площади Кремля: один к Троицким, другой к Боровицким воротам. Не доезжая ворот, они эффектно развернулись и понеслись навстречу друг другу, высекая искры из брусчатки, остановились, развернулись, сделали несколько кругов на высокой скорости, затормозили на прежнем месте.

Гусеничные «тридцатьчетвёрки» вождю действительно очень понравились, и он произнёс свою знаменитую фразу:

– Это будет ласточка наших бронетанковых войск.

И товарищ Сталин действительно распорядился, чтобы по «тридцатьчетвёркам» завершили цикл испытаний и приступали к серийному производству, параллельно совершенствуя конструкцию. Заводу № 183 он приказал оказывать всю необходимую помощь.

Новые испытания в Кубинке

Впрочем, распоряжение «завершить», «оказать» и «приступить» – распоряжением, а история – историей. Если бы всё было так просто, то, возможно, и судьба Великой Отечественной войны, да и нашей страны вообще сложилась бы совсем по-другому. Ну, и судьба Михаила Ильича Кошкина тоже.

На самом же деле после показа Сталину, уже 18 марта 1940 года, оба танка подвергли новым и весьма придирчивым испытаниям на полигоне в Кубинке. Там «тридцатьчетвёрки» обстреляли из 45-миллиметровой пушки – основного калибра противотанковой артиллерии тех лет всех стран Европы. Стреляли с дистанции в пятьсот метров, и «манекен остался цел». То есть броня это выдержала, что показало высокий уровень защищённости новинки, да и двигатель не заглох.

Выглядело это так. Снайпер-артиллерист посылал из противотанкового орудия снаряд за снарядом в треугольники, нарисованные мелом в разных местах корпуса и башни. Пробоин не было ни одной, только неглубокие вмятины в броне танка. Довольный Дмитрий Григорьевич Павлов, желая ещё больше уязвить артиллеристов и увлёкшись, поставил мелом крест на нижней кромке башни.

– Сюда бейте! И это вам не поддастся!

Снаряд снайпера заклинил башню. Кошкин возмутился:

– Так нечестно, товарищ Павлов! Вы выдали нас… Знали же, что мы собираемся делать ограждение.

Павлов расхохотался:

– Я это умышленно, чтобы ты не зазнавался. Ведь танк твой практически неуязвим для снарядов противотанковых пушек. Радуйся, Миша, не-у-яз-вим!!

Если быть точным, то после попадания в башню двух снарядов разрушились стёкла и зеркала смотровых приборов, оторвался налобник прицела, а также нарушились сварные швы[44] по контурам бронировок смотровых приборов и у днища ниши башни. В результате деформации погона[45] башню заклинило.

Правда, находившийся в танке манекен, как уже говорилось, остался цел, но всё равно было принято решение увеличить толщину днища ниши башни с 15 до 20 мм и усилить болты крепления кормового люка.

Помимо испытаний обстрелом, проводились и ходовые испытания. Танки преодолевали подъемы в 15–16° со снежным покровом до полутора метров. При этом отмечались низкие сцепные качества гусениц. Силой удара танки ломали отдельно стоящие сосны диаметром до 700 мм. При испытании герметичности корпуса танка от проникновения горящей жидкости были получены лучшие, по сравнению с другими танками, результаты.

Николай Фёдорович Носик, сидевший за рычагами одной из «тридцатьчетвёрок», потом рассказывал об этом так:

«Т-34 успешно преодолел очень сложные, хитроумно сделанные препятствия. Одно из них представляло собой ров шириной восемь и глубиной два метра, на дне которого торчали железобетонные сваи.

Ознакомившись с этим препятствием и подходами к нему, я обратил внимание на то, что сваи расположены в шахматном порядке. Разогнал танк и по верхушкам свай выскочил на противоположную сторону рва. Широкие гусеницы нашей машины позволили выполнить манёвр, оказавшийся недоступным ни одному из лёгких и тяжёлых танков, участвовавших в испытаниях.

«На закуску» председатель Государственной комиссии по проведению испытаний предложил на добровольных началах пройти «непреодолимое» препятствие: на лесистой местности были срезаны деревья на высоте примерно метра от земли, за ними – земляной ров до шести метров с торчащими на дне обрезками деревьев.

– В честь смельчака, который успешно преодолеет это препятствие, будет дан банкет, – пообещал председатель Госкомиссии.

Охотников не нашлось. Но именно это и привлекало: ни одна из машин не может, а наша «тридцатьчетвёрка» не только пойдет на штурм препятствия, но преодолеет его.

И я вызвался.