Они шмыгнули в хитросплетение ветвей, орк присел на корточки и потянул за собой вниз Серегу:
— Как будто бы нам по большой нужде приспичило, господин.
— Ну ты и конспиратор. Чего хоть произошло-то?
Гудрон еще раз повертел головой и, почти задевая Серегино ухо клыками, быстро прошептал:
— Этель нашлась.
От неожиданности капитан Мордора сел на холодную землю:
— Как нашлась? Где? Живая?
— Тише, господин, тише, — зашипел орк, — конечно живая, стал бы я из-за мертвой секретничать и предавать Властелина Мордора.
— Почему предавать?
— А вы сами не понимаете? Она дезертировала, боролась против нас, пусть даже недолго и безуспешно, и если я, урук, бывший гвардеец Мордора, ныне телохранитель капитана Мордора, помогаю ей избежать кары Темного Властелина, это как, по-вашему, называется? По-нашему, предательство.
— Уф, — Попов вытер неизвестно откуда взявшийся пот, — ничего я не понимаю в вашей жизни. Только, кажется, разберешься и по своим местам все расставишь, вдруг опять все перемешаете. Давай, рассказывай, быстро, но по порядку.
— Когда вы вчера ушли, мы с инженером еще немного поболтали и, когда поняли, что вы вернетесь или поздно, или даже утром, легли спать. А мне под утро, уже восток розовел, приспичило облегчиться. Неохота было вылезать, холодища такая, но, сами знаете, деваться некуда. Ну, стою, дело делаю, и вдруг слышу ее голос. Тихо, но рядом, почти как мы с вами сейчас. У нее плащ эльфийский был, господин, а это, считайте, почти невидимка.
— Ты же эльфийские вещи за версту чуешь, Гудрон?
— А этот плащ вообще не пахнет. Ни нами, ни ими, ничем. Магия эльфийская.
— Ну и дальше?
— Ну спаси, говорит, помоги.
— Нашла место, — покачал головой Серега, — сумасшедшая.
— А ей деваться было некуда, господин. Город вместе с посадом сожгли, в поле наши разъезды конные, а жилья человеческого вокруг на два дня пути нет, тут господин Энамир постарался. Всю ночь она под плащом среди трупов просидела, замерзла почти что насмерть. Ну и поняла, что ей теперь либо в лагерь, либо самой в труп превращаться.
— И где она сейчас-то?
— В танке, господин. Я Зиргана с его свиньями отпустил мертвых пограбить и провел ее.
— Там же холодно, в этой железяке.
— Я ей теплое одеяло туда отдал и куртку вашу. Ну и фляжку у Анариона стырил, заветную. Он все равно спал.
— Анарион не видел?
— Не должен. Спал он, говорю же.
— Так, хорош тут сидеть, — решительно поднялся Попов, — столько по нужде нормальные люди, да и орки, наверное, не сидят.
— По-всякому бывает, господин. Каков стол, таков и стул.
— Ты еще и хохмить можешь? Сейчас кто-нибудь из этих зиргановских волосатиков заглянет в люк, и конец нам всем, и ей тоже. — Серега заторопился к танку.
— Не бегите так, господин, на нас обратят лишнее внимание. Я устроил ее впереди, туда просто так не заглянешь.
— А люк? Как ты люк открыл?
— Я не открывал. Я показал ей, где вы пролезли. Посветил тем шариком, который был на столе, и она проскользнула. Только ногами вперед, а не головой, как вы.
— Да уж, — ошалело помотал головой Серега, — а я там пил с Энамиром и ничего не знал. Одного я так и не понял, Гудрон-батыр. А чего ты ей помогать кинулся? То говоришь — стреляй в нее, мы строим новую жизнь, и любые жертвы на этом пути оправданны, то начинаешь рисковать собственной шеей, чтобы спасти? Это как объяснить?
Гудрон остановился и потер лапой мощный загривок:
— Я не смогу вам объяснить, господин. Темный Властелин строит новый мир, в котором мы, уруки, займем положение, подобающее нашей расе. Но старое всегда неохотно уступает место новому, его необходимо сначала разрушить.
— Погоди, Гудрон, — поднял руку Серега, — не надо мне политинформацию читать: отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног и так далее.
— Прекрасные слова, господин, — восхитился орк, — вы все-таки поэт.
— Это «Интернационал», серость необразованная. Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем.
— Потрясающе. Я это запомню. Вы повторите мне, господин?
— Потом. Только извини меня, если ваши уруки — это восставший пролетариат, то я тогда — королева Великобритании. Но мы уходим в сторону. Почему ты помогаешь своим врагам?
— Я не знаю, господин, — поморщился Гудрон, — сам не могу понять, почему. Пока она стояла там, на стене, сбивая вас с толку и мешая взять крепость, я готов был ее порвать голыми руками, раздавить, уничтожить. Но замерзшую, обессиленную девчонку, молящую о помощи, я не могу считать врагом, она на него не похожа. Можете считать меня негодным материалом для нового совершенного мира, но не смог я ее ни убить, ни выдать.
— Пожалел, значит.
— Ну, так получается, — понурил голову орк.
— А если мы сейчас ее спасем, и потом окажется, что это все — хитроумный план Повелителя?
— Тогда мы с вами на этой земле не заживемся. Я-то уж точно. А вы предлагаете ее выдать?
Серега зажмурился и потер ладонями виски. Голова раскалывалась и с похмелья, и от разброда мыслей.