Танкисты

– Состояние танков удовлетворительное, товарищ полковник, – ответил с готовностью Соколов, у которого уже сложилось свое мнение. – Если рассчитывать на пересеченную и сильно пересеченную местность, то это максимальные нагрузки на трансмиссию и подвеску. Состояние траков гусениц близко к критическому. Но равнинной местности они бы прошли еще около тысячи километров, хотя замена помпотехом предполагается после пятисот в боевых условиях. У двух танков требуется профилактика с заменой некоторых тяг и фрикционов. Я примерно набрасывал для себя список для комбата, но теперь думаю, что этот список пригодится для нашей операции.

Соколов встал, снял с крючка у входа в землянку свою полевую сумку и вытащил из нее листок ученической тетради, исписанный убористым аккуратным почерком. Он положил его на стол перед комбатом и полковником и снова сел.

– А еще у меня есть другое предложение или замечание, если хотите. Наши полуторки не пройдут и половины пути. Да и грузоподъемность у них смешная. Трехтонных «ЗИС‐5» у нас четыре штуки, и без них корпусу будет трудно, но дело не в этом. Они тоже не приспособлены к таким переходам по оврагам и лесным просекам с пеньками и завалами сушняка.

– Что вы предлагаете конкретно? – нахмурился майор. – Отказаться от операции? Если прикажут, то пойдем пешком! И выполним приказ!

– Подождите вы, – махнул рукой полковник и повернулся к комбату. – У вас в штате корпуса есть броневики «БА‐3».

– Они тоже оврагов не выдержат, – покачал головой Заболодько. – А на броню мы много десанта не посадим. Да и попа`дают у нас люди на первой сотне километров. А одними танками без пехотного прикрытия тоже опасно.

– Так вот я и хотел предложить, – вставил побледневший Соколов, испугавшись, что его не станут слушать, обвинят в трусости, некомпетентности и отстранят от участия в операции. – На краю леса я видел пять или шесть подбитых немецких колесно-гусеничных бронетранспортеров. 251-е «Зондеркрафты» – наши бойцы их «ханомагами» называют. Надо посмотреть, в каком они состоянии, может, три штуки из них удастся восстановить. Они берут кроме экипажа на борт десять пехотинцев. На двух два отделения, третий с бочками топлива для танков. Так мы хоть в одну сторону доедем на своем горючем. А третье отделение – на мотоциклы. Они будут у нас выполнять роль мобильной разведки впереди.

– Слушайте, а ведь в случае чего мы и за немцев можем в их тылу сойти, а? – оживился полковник. – Молодец, лейтенант!

– Слишком много всего! – проворчал майор. – Три танка, три бронетранспортера, пять мотоциклов. Шум, гам и треск моторов, а мы должны как кошки пройти. Незаметно. А тут целая рота армейская уже получается.

– Горючее, – стал многозначительно загибать пальцы полковник, глядя на майора и попыхивая папиросой в углу рта, – взвод автоматчиков для огневого боя и поддержки танков. Можно и на конях верхом, как в Гражданскую. Эскадроном! Да только это до первого пулемета немецкого. Нам ударно-штурмовая группа нужна, иначе не прорваться. А прорываться придется с боем. И туда. И назад.

– Приказ Москвы, – тихо напомнил о чем-то майор, и полковник хмуро замолчал.

Соколов не понял этой недомолвки, и только на следующее утро перед самым выходом в рейд он узнал от комбата, что у руководства группы есть еще один приказ. Генерал не должен попасть в руки врага. Есть сомнения в Москве насчет генерала Казакова. Близок он был в свое время к маршалу Тухачевскому. Именно Тухачевский Казакова продвигал по карьерной лестнице. Этот приказ был и на тот случай, если комкор откажется бросить своих людей, оставить на попечение своего заместителя и вылететь в Москву на самолете, который за ним прибудет.

Алексей неторопливо шел между деревьями во взвод. Надо отдохнуть, надо обязательно хоть немного поспать. День будет напряженный, может быть, даже бой. Завтра будет нужна свежая голова. Но спать не хотелось, одолевали сомнения. Собственно, как всегда и бывает перед боем. Это потом все отойдет на второй план, а сейчас думалось о многом, многое вспоминалось. И военного, и довоенного. Внутри мир уже разделился на «до войны» и «после войны». Два совершенно разных мира, таких непохожих, как будто все это из разной жизни разных людей. Алексей понимал, что и он теперь другой человек, не такой – каким был прежде. И мир теперь изменится до неузнаваемости. Он уже тоже не будет прежним.

– Такой мир изуродовали, сволочи! – прошептал Алексей с чувством и зло сплюнул под ноги.

К его удивлению, во взводе не спал только экипаж его командирского танка. Сидя возле «тридцатьчетверки» на сложенном брезенте, танкисты тихо о чем-то говорили. Был слышен мягкий южнорусский говор Семена Михайловича, который что-то рассказывал об отдыхе в Крыму с женой. Логунов солидно поддакивал и добавлял веские аргументы о пользе отдыха всей семьей. Коля Бочкин беспечно посмеивался, кидая камешками в гусеницу танка. Молчал только один Омаев, лежавший на спине и, подложив руки под голову, смотревший в небо, видневшееся между кронами деревьев.