Танкисты

Омаев действовал быстрее и эффективнее. Он выбрался из трубы, заранее зная, как ему выскочить на дорожное полотно. Был здесь сухой участок склона, без травы, да и высотой всего метра полтора. Солдат, топтавшийся по этой обочине, стоял лицом к лесу. Омаев ждал, когда его командир с другой стороны дороги отвлечет автоматчиков. И вот его солдат резко повернулся в сторону своего товарища. Чеченец мгновенно бросился вверх по склону. Неслышно он выскочил на дорогу, схватил за голову ближнего к нему солдата и резким движением перерезал ему кинжалом горло.

Отпустив тело, он бросился вперед. Лейтенант слишком долго поднимался на дорогу, слишком долго, но второй солдат уже заметил движение за спиной и стал поворачиваться. Омаев прыгнул, свалив автоматчика, и ударил его кинжалом в сердце. Все произошло так быстро, что водитель в кабине грузовика даже не успел испугаться. Только что двое его товарищей прохаживались по дороге, и вот уже один лежит, захлебываясь кровью, а второго добивают на асфальте длинным кинжалом.

Водитель схватил автомат, лежавший рядом на сиденье, но тут на дорогу поднялся еще один русский и наставил на него пистолет. То, что это русский, солдат понял сразу. Он приближался к машине, держа водителя на прицеле, пока не оказался совсем рядом.

– Тихо! Не трогай оружие, – произнес русский по-немецки с сильным акцентом.

Тут же открылась вторая дверь кабины, и к водителю сел тот, который только что убил двух автоматчиков на дороге. Страшный окровавленный нож уперся немцу в шею.

Соколов оглянулся на подбитые танки. Там щуплый Коля Бочкин боролся со здоровенным немцем, катаясь по траве. Он пытался удержать руку фельдфебеля с ножом. А из-за танков взлетела большая саперная лопата и опустилась, кто-то еле слышно вскрикнул, потом из-за кормы «тридцатьчетверки» появилась фигура перепуганного немецкого механика, но за его спиной возник Логунов, сжимавший в руке лопату, снятую с борта танка. Снова взмах – и второй немец упал с раскроенным черепом. Увидев катающихся по траве немца и своего земляка, Логунов кинулся на помощь. Еще несколько секунд – и все было кончено.

– Не убивайте меня, – горячо шептал побледневший немец, которого Омаев выталкивал из кабины на дорогу. – Я только водитель, я никого не убивал, меня призвали в армию… я из семьи рабочих… пролетариат…

Соколову стало отчего-то очень противно. Заискивающий, с дрожащими губами немецкий солдат… А были еще и другие, которых он видел с начала войны. Сытые, самодовольные, с закатанными руками, шагающие по его земле. Они грызли яблоки, набранные в свои каски, пили сырые яйца прямо на ходу и отчего-то все время хохотали. Может, и не все время, просто это одна из картин, которая так врезалась в память молодому командиру. Они тогда стояли в засаде, ожидая, когда пройдет пешая немецкая колонна и появятся их танки, чтобы ударить всей ротой. Алексей смотрел в бинокль на чужих солдат, и в нем кипела ненависть…

И сейчас в нем не было жалости – только ненависть. Он вспомнил свой последний экипаж, перед его глазами снова покатился со склона горящий танк Лугового, перед его глазами встала картина полыхающего факелом танка Степы Никитина, который стрелял из горящей машины до последнего.

– Убей его, – коротко бросил Соколов Омаеву и отвернулся.

Короткий вскрик! Ненависти у молодого горца было не меньше, чем у его командира.

– Молодцы, ребята. – Соколов потрепал по голове взъерошенного, возбужденного Колю Бочкина. – Давайте теперь все трупы под дорогу в трубу. Оружие в кузов. Логунов, за руль. Заводите, разворачивайте машину. Уходим!

…Майор Штанге стоял с каменным лицом и смотрел мимо генерала Рутцена, который, чуть не брызгая слюной, шипел и возмущался, тыча стеком в тела немецких солдат, которых нашли под дорогой в сточной трубе.