Танкисты-герои 1943-1945 гг.

Боль обрушилась на него неожиданно… Совсем близко разорвался тяжелый снаряд, и что-то с силой ударило Михаила по руке. Он не понял сначала, что произошло, но тяжелые капли крови, которые сочились из рукава комбинезона, и боль, усиливающаяся с каждой минутой, заставили его схватиться здоровой рукой за другую, повисшую плетью. К нему подскочил водитель его машины…

… Через несколько минут он (водитель. — Автор) вернулся с автомобильной камерой в руках.

— Снял с машины на время. Ничего. Сейчас будет порядок, потерпите немного, — приговаривал он, ловко пристраивая на камеру доску… Он опять отошел в сторону и на этот раз принес какой-то деревянный обломок. — А это весло будет, — объяснил он. — Доберемся отлично.

Водитель поудобнее усадил Фомичева на доску, а сам пристроился рядом со своим импровизированным веслом. Не обращая внимания на огонь, он начал быстро грести и так перевез Фомичева через глубину. Когда до берега осталось совсем немного, Фомичев сказал:

— Спасибо, друг. Я сам дойду, а ты давай обратно к машине…

Теперь все внимание Фомичева, вся воля были сосредоточены на глинистом берегу… Только добраться до берега, а там дальше свои…

Совсем недалеко снаряд поднял фонтан воды, и Фомичев упал. Вода хлынула майору в рот и нос. „Только бы встать“, — пронеслось у него в голове. Он уперся рукой в илистое скользкое дно. С трудом поднялся и снова пошел к берегу. Несколько метров показались ему километрами… Михаил Георгиевич выбрался на берег.

Здесь же у воды Фомичев сел, чтобы хоть немного собраться с силами. Перед глазами у него вертелись черные круги, и тошнота подступала к горлу, а из рукава комбинезона вместе с водой текли липкие красные струйки… Собрав силы, он встал и шатаясь пошел к дороге… Как во сне увидел, что какая-то машина затормозила около него… Он дошел. Не упал…

Стальная пружина воинского долга, гнавшая его вперед, раскрутилась. Завод кончился. Он знал, что теряет сознание, и больше не сопротивлялся надвигавшемуся тошнотворному мраку. Что было потом, Фомичев не знал — он очнулся уже в медсанвзводе, куда доставили его на попутной машине. Как выяснилось позже, больше одиннадцати часов прошло с того времени, когда его ранили и пока ему сделали перевязку. Только здоровый организм молодого, крепкого человека смог выдержать такую нагрузку. Зато в госпитале за него принялись всерьез…»

В госпитале майор М. Фомичев пробыл около двух месяцев, рука почти зажила и он получил предписание возвращаться в свою бригаду. Это было в конце августа.

Наступила осень 1942 года. Офицер-танкист снова в своей 12-й танковой бригаде. С первого дня прибытия на фронт он был отдан приказом, как исполняющий дела начальника штаба бригады. В это время обстановка на фронте «привела» танковую бригаду под Сталинград, где сложилось весьма напряженное положение. Враг рвался к Волге, стремясь с ходу захватить Сталинград. Силы были неравные, враг превосходил наши войска и в людях, и в технике.

В эти грозные дни весь мир услышал девиз сталинградцев:

— Умереть, но не сдать Сталинград!

Свой вклад в то, что город на Волге отстояли, внесли и воины-танкисты 12-й танковой бригады. Им не пришлось непосредственно участвовать в боях в городе, но, вместе с другими танковыми частями, сдерживая наступление гитлеровцев к Сталинграду, они делали все возможное, чтобы к врагу не подоспело подкрепление.

Дня не проходило без ожесточенных боев. И в один из них танк майора Михаила Фомичева получил прямое попадание вражеского снаряда. Прямое попадание — самое скверное из всего, что может случиться с танкистом.

Иногда снаряд пробивает броню и взрывается внутри танка. Это легкая смерть. Никто из танкистов не успевает даже сообразить, что произошло. От взрыва мгновенно детонируют все боеприпасы внутри машины, и… Ученые говорят, что нервные импульсы распространяются по человеческому организму со скоростью в несколько десятков метров в секунду. Взрывная волна быстрее. А иногда снаряд поджигает двигатель и бензобаки. Это тяжелая смерть. Тому, кто не успел выскочить из моря пламени, последние несколько секунд жизни представляются, вероятно, огненным адом.

«Михаил Георгиевич не сразу понял, — повествует Н. С. Матвеев, — что случилось. Ослепительные созвездия алых искр вспыхнули вдруг перед его глазами на внутренней стенке башни, вокруг орудийного ствола. Волны белого пламени залили смотровые щели и объектив перископа. Страшный толчок, от которого вся громада машины резко качнулась назад. Грохот, который был воспринят слухом не как звук, а как тупая оглушающая боль внутри черепа. И в лицо, на руки, на комбинезон звездным дождем брызнули искорки раскаленного докрасна металла — осколки взорвавшегося снаряда.