А молодым и мастером вождения был. На фронте мехвода спокойно мог заменить. Где-то на марше, где была возможность, сам садился за рычаги и давал ему передохнуть.
Но особенно я тренировал экипаж в посадке и высадке. Беспрерывно, жестко, безбожно, мне даже друзья иногда говорили: «Коля, да брось ты ерундой заниматься!» Но меня никто переубедить не мог. Я знал, что в такие моменты решают секунды – а это жизнь. И моя, и моих товарищей. Поэтому тренировал жестко, требовательно, хоть некоторые подчиненные были старше меня на 10–15 лет. Но никогда не давил горлом. Сколько ни служил, никогда не был нахалом или грубияном. Ругался только в исключительных случаях. Всегда понимал – если покажу свою высокую подготовку, могу больше, чем они, то смогу иметь авторитет у подчиненных и они будут подчиняться беспрекословно. Зато потом сколько раз мне ребята говорили: «Ну и везучий же ты!» А при чем тут везучий? Дело не в везучести, просто нужно работать.
– А можете вспомнить, через какое время на фронте почувствовали, что полностью освоились?
– Вот этого не могу сказать. Потому как на войне надо было пройти все моменты, во всем многообразии. Одно дело на марше. Преимущественно марши совершали по ночам. У танкистов вообще много ночной специфики. Дальше оборона – тоже ведь вид боя. И самое главное – наступление. Конечно, опыт – большое дело, но ведь процесс идет беспрерывно, меняются обстоятельства, обстановка, и такого чувства: вот, мол, все знаю и всем овладел, как говорится, Бога за бороду взял, – такого со мной точно не было. У меня практически до конца войны шла эта учеба, шло совершенствование, познание всех этих вещей, и сказать, что я тут уже сам бог войны, – ничего подобного. Это невозможно. Но месяца через два на передовой я, конечно, освоился и считался уже опытным воякой. Потому что танкисты долго не живут. Тем более в одном танке.
– Вы наверняка слышали, мол, по статистике, танкисты на передовой жили в среднем чуть ли не по два боя всего.
– Что-то подобное слышал. Вроде как танкисты в среднем воевали всего неделю. Ротный, правда, уже три недели. Но, по-моему, эти расчеты весьма условные и относительные. Кто-то и в первом бою погибал, а кто-то долго воевал, и как тут считать?
– А на фронте у вас какое ощущение преобладало, что останетесь живым или непременно погибнете?
– Между собой мы себя смертниками не считали. Это нас так со стороны кое-кто называл: «Горите беспрерывно… И как вы там только выскакивать успеваете?» Но у меня лично как-то не возникало такой мысли, что непременно погибну.
– Но для себя вы выделяете какой-то самый явный случай, когда могли погибнуть?
– Вот это «особое задание». Можно сказать, это какое-то чудо. Но я вспоминаю, как отец частенько почему-то говорил: «Запомните: в жизни никаких маленьких пустячков не бывает! Вся жизнь проходит не только в больших делах, но и в пустячках, связка получается. Поэтому надо ориентироваться не только на большие дела, но и на малые пустяки…» Так что от человека, конечно, многое зависит.
Вот мы всю ночь метались-метались в тылу у немцев, куда двигались и где поворачивали, понятное дело, восстановить невозможно. Но вот так случилось, что танк сгорел, и люди на тебя смотрят. Ты же командир! А еще в училище на занятиях по топографии преподаватель всегда выводил нас в поле. Идем туда-сюда с шутками-прибаутками, потом стоп: «Сориентироваться!» А двойки же не хочется получать, поэтому сразу стараешься запомнить, где, чего и как. И ночные занятия проводил, и постоянно вдалбливал, хоть ребята и ныли: «Да зачем нам эта топография…» Нет, извини меня. Топография и ориентировка – это бывает и похлеще тактики. Ведь очень важно сориентироваться вовремя.
Но как мы тогда вышли, я даже сам не могу воспроизвести. Полубежали, полушли, и вдруг появился этот прожекторный луч. Тут мне все сразу стало ясно. Немного изменили направление и вышли к своим.
– Вас пять раз подбивали – хоть раз перед этим появлялось какое-то дурное предчувствие?
– Врать не буду, не помню такого. Думал всегда об одном – как выполнить поставленную задачу и как сохранить подчиненных. Все-таки на командире лежит такая ответственность, такое бремя. Но если ты с полной отдачей живешь и воюешь и знаешь, что все зависит от нас, от нашей дружбы, товарищества, сплоченности, взаимопонимания, то задача выполняется лучше.
– А были какие-то приметы, суеверия?
– Среди солдат и сержантов иногда попадались суеверные ребята. Кто-то верил в вещие сны, некоторые верили в приметы. Верил ли я?