Тогда мы начали в том направлении стрелять. Я сделал три выстрела по вражескому орудию. Одним снарядом попал. У пушки все перемешалось. Теперь приказано выезжать из капонира, а борт подставлять под вражеское орудие тоже не хочется. Опасно. Но все равно надо ехать. Впереди этот овраг, кто его знает, с чем дальше столкнемся. Все маневры осуществляем на глазах у врага. Поворачиваем на 90 градусов, проезжаем где-то метров 150 и только к концу оврага начали выезжать, как снаряд попал в «ленивец». Вышли из строя радист и механик-водитель. Обоих ранило. Так как я имел опыт вождения танков еще в училище, то подменил механика-водителя. Сел за руль, включаю передачу – и в наступление. В последовавшем бою погиб командир батальона майор Рахматулин. Когда мы выехали от этих оврагов метров на 600, то наткнулись на нескошенное поле высокой ржи. За колосьями, как оказалось, также стояла немецкая артиллерия, и они нас там хорошо переколотили. Подожгли семь танков в батальоне. Комбат убит наповал. Руководить отходом стал заместитель комбата. Мой танк также понес потери, ведь механика-водителя я заменил только временно.
После побоища мы отступили. Дали другого механика-водителя. Он не шел ни в какое сравнение с Евгением Кравченко, которому так не посчастливилось в первом же бою. За Орловскую операцию я получил первую боевую награду, которой больше всего горжусь: медаль «За боевые заслуги».
Дальше нас вывели в резерв, пополнили и отправили в состав 4-й танковой армии. В конце февраля 1944 года вошли в состав 1-го Украинского фронта. Приняли участие в Проскуровско-Черновицкой операции. Наступали в районе города Волочиск на линии Гречаны – Тернополь. Бои развернулись у станции Подволочиск. Здесь мне довелось захватить в плен немецкое отделение. Подошли мы к городу, наш 1-й танковый батальон находился в передовом отряде всей бригады. В темноте. И где-то на рассвете командир батальона (от всего батальона к тому времени из-за боев осталось семь или восемь танков) говорит: «Вот впереди по карте железнодорожная станция, которую нам приказано взять. С левой стороны город. Впереди по карте речушка. Противная: узкая, но глубокая». Комбат посылает пять человек в разведку: саперов и разведчиков из числа танкового десанта. Они должны были разведать, что происходит на станции. И главное, посмотреть, что из себя представляет мост через эту речку. Группа ушла. Минут тридцать или сорок их не было. Потом появляются. Докладывают: «Мост исправный, на станции три эшелона: два без паровоза, с погруженными танками, есть даже «Тигры» и «Пантеры». Один эшелон уже с паровозом стоит под парами». Но дело в том, что немцы умно сделали: они на деревянном мосту подрезали вертикальные подпоры в воде, так что нельзя увидеть. Казалось, будто бы все исправно.
Первые четыре танка спокойно прошли. Мост после первых трех танков выгнулся дугой, я был четвертым по очереди. Думаю, наверное, мне придется в воде побывать. Сидел вверху в командирской башенке и предупредил механика-водителя, чтобы он ехал потихоньку и не умудрился свалиться в воду. Тот выполнил все мои указания и только, когда мы почти перебрались, резко включил скорость, иначе бы танк вместе с рухнувшим мостом упал в воду. Моя задача заключалась в том, чтобы двигаться вдоль речки, в конце деревни Фридриховки занять место и не пропускать по дороге немецкие войска. Уже стало светать. Я наблюдаю в прицел при движении, что впереди окопы. Знаете, когда окопы свежевырытые и не замаскированы, то они прекрасно видны издалека. Так что я посмотрел: в одном месте земля желтеет и в другом также. Потом вдруг появилась каска. Появится – опустится, появится – опустится. Немцы, как позже выяснилось, поднимали каску на каком-то шесте. А я-то думал, что это немец выглядывает и опять опускается. Так что приказал механику-водителю остановить танк, метров за 600 до окопов. Из спаренного пулемета прицелился и, как только в очередной раз появилась каска, нажал на пулеметный спуск. Огонь. Каска опустилась.