Танковый таран. Машина пламенем объята…

За отличия в сражениях летом и осенью 1941-го его 2-й кавалерийский корпус был удостоен звания гвардейского и 26 ноября 1941 года переименован в 1-й гвардейский кавалерийский корпус. С самого начала войны генерал Белов совершал невозможное — так же, как и миллионы советских людей могучей страны, раскинувшейся на одной шестой части суши. Именно это и называется — массовый героизм. И сейчас конники тоже совершали невозможное.

« Третьего февраля наши кавалерийские дивизии с боем вышли на рубеж Тесниково, Молошино, Капустино. Гитлеровцы оказывали упорное сопротивление. Они использовали инженерные сооружения, возведенные возле города советскими войсками в конце лета и осенью 1941 года. В сохранившихся ДЗОТах были установлены вражеские пулеметы. Деревни и села, расположенные на подступах к Вязьме, немцы превратили в узлы обороны, часть танков зарыли в землю для ведения огня с места. Проникнуть между этими очагами обороны нам, как правило, не удавалось, так как наступавшие подразделения попадали под перекрестный огонь, а потом отбрасывались контратаками пехоты и танков противника» — так описывает положение войск, наступающих на Вязьму, сам генерал Белов [23].

* * *

Всадники шли наезженным лесным трактом. Метель стихла будто по мановению волшебного ледяного посоха Деда Мороза. Над верхушками заснеженных елей и сосен стлались низкие облака. Природа будто бы замерла. Не верилось, что здесь же идет сейчас жестокая война. Настолько идиллически выглядела эта картина: всадники, за ними — сани, яркий, до синевы, нетронутый снег, по обе стороны от дороги — сугробы-великаны… В морозном воздухе слышно только, как кони всхрапывают.

Мороз и солнце,

День чудесный…[24]

Картинка действительно идиллическая, если бы не карабины всадников и не пулемет «максим» в санях-розвальнях. Отчетливо звякал металл о металл, в морозном воздухе к конскому духу примешивался еще и запах оружейного масла.

А вскоре послышалось еще рычание двигателей и металлический лязг гусениц. Его-то ни с чем не спутаешь. Из-за поворота дороги вывернули танки. Приземистые и обтекаемые, они были меньше знакомых всем тридцатьчетверок, но и от этих машин веяло силой и мощью.

Танкисты холили и лелеяли свои машины, и стальные «звери» платили им теплотой своих механических сердец.

Передвижение накладывало свой отпечаток. Кавалеристы могли бы пройти и звериными тропами, а вот технике нужны были дороги. Приходилось рисковать: двигаться по лесным трактам под ежеминутной угрозой быть обнаруженными случайным дозором мотоциклистов или авиаразведкой. Несмотря на непогоду, самолеты с черными крестами на крыльях время от времени появлялись в хмуром небе. У гитлеровцев хватало опытных экипажей, воевавших над Туманным Альбионом, над Польшей и Францией.

Николай Горелов, держась за поручень башни, стоял на крыше моторного отсека командирского танка. Т-50 раскачивался на снежных наметах, норовя сбросить своего командира в снег. Гвардии капитан с тревогой посматривал то на низкое серое небо, то на часы. В уме он подсчитал, сколько топлива они израсходовали и хватит ли заправки его танков для продолжения перехода. Легкому танку Т-50 запаса топлива хватало на 344 километра хода по шоссе. Но не по снежной целине и не после ночного боя. Перспектива бросить с огромным трудом доставленную технику его просто удручала. После такого позора — только застрелиться.

Он сказал об этом генералу Белову, тот обещал «покумекать».

* * *

Но тут небольшую колонну танков нагнал сам командир корпуса. Павел Алексеевич Белов предпочитал передвигаться верхом, так же как и Николай Горелов, который, кроме танка, ничего не признавал.

Николай Горелов грохнул пару раз окованным затыльником приклада ППШ по броне. Танк остановился.

— Здравия желаю, товарищ генерал!

— Здравствуй, гвардии капитан. Не грусти, «броня»! Буквально только что партизанские разведчики нам сообщили, что из села должна выйти крупная колонна гитлеровцев. Там и бензовозы будут.

— Спасибо, конечно, товарищ комкорпуса, но вот только что нам с немецких бензовозов? Мои «пятидесятки» — на дизелях, а Т-40 хоть и с карбюраторными моторами, но немецкую эрзац-гадость не «переварят». Не жрут они синтетический бензин, тем паче на морозе.