Танос

Парис распахнул глаза в изумлении.

— Что Элиас с ним сделал?

— Ну… Думаю, тебе лучше… — «спросить об этом у Таноса», — хотел сказать Лео, но не успел: прямо между ними материализовался предмет их разговора.

Танос был высоким, даже выше Василиоса и Аласдэра. После пары встреч с ним Лео решил, что вампир высокомерен из-за своей внешности. Но сейчас Лео видел низко опущенное, закрытое маской лицо под ниспадающей толстой тканью чёрного капюшона и поникшие плечи, которые когда-то пугали своим разворотом.

«Ты слишком громко думаешь, человек», — услышал Лео голос Таноса в голове и вскочил на ноги. И если прежний Танос стоял бы не сдвинувшись, возможно, вынудил бы отступить, то этот Танос отошёл на расстояние вытянутой руки.

«Твоё поведение оскорбило моего друга. Я только попытался объяснить, почему ты вёл себя, как последний мудак».

— Леонид! — прокричал из комнаты Аласдэр, явно приказывая замолчать. Но прежде чем уйти, Лео сделал то, что было велено не делать. Он подумал: «Он не заслуживает твоей злости, Танос. Прибереги её для того, кто заслуживает».

— Леонид! Иди сюда. Живо!

Лео закатил глаза и направился к двери, обходя широкоплечего вампира, но тот взял его за запястье. Лео остановился и поднял глаза, но увидел только, как Танос отворачивается, пряча свой, скорее всего, ужасный вид под капюшоном.

— Ты прав, Леонид Чейпел.

Лео глянул на Париса, который уставился на сжимавшую его руку ладонь Таноса, затем освободился и ответил:

— Тогда объяснись с ним.

Вампир медленно кивнул, и за секунду до того, как выйти, Лео совершенно искренно подумал: «Мне очень жаль, что Элиас сделал с тобой такое», а потом отправился к своему Аласдэру.

Танос проводил взглядом добычу Аласдэра до самого порога. Когда та исчезла за дверью, он прикрыл глаза и спросил стоявшего за спиной человека:

— Ты в порядке?

В ванной комнате повисла гробовая тишина. Танос собрался уже проверить, дышит ли ещё Парис, но тут… Тук, тук, тук. А-а-а, жив.

— Да. Я в порядке, — ответил он. — Насколько это возможно.

Раздражённый, Танос по привычке поднял руку, чтобы потереть подбородок, но наткнувшись на маску, сжал кулаки и выругался.

— А ты?

Вампир облизнул изуродованную губу и решил не реагировать на услышанное в голосе Париса беспокойство. После нападения Танос закрылся от тех немногих, кого так или иначе волновало, жив он или мёртв, но и тогда он не чувствовал настоящего сострадания. Реального опасения, что его не станет, или как его смерть отразится на вампирах, Итоне и установившемся в их расе порядке.

Поэтому чувствовать эмоции человека, с которым он был так бессердечен, оказалось горько и одновременно странно.

— Конечно. С чего мне быть не в порядке? Не беспокойся обо мне. Я не заслуживаю твоих забот, человек.

Танос слышал, как Парис в ответ только глубоко вздохнул, но не остановился в своих размышлениях. Он не стоил времени этого мужчины. Не только потому, что от него прежнего мало что осталось, но и потому, что из-за простого эгоизма навлёк угрозу на весь свой вид. Даже не задумавшись о последствиях для своего старейшины.

Танос заслужил боль, которую чувствовал, отвращение к самому себе. Откровенно говоря, он должен позволить Парису сделать то, для чего того сюда прислали, и покончить со всем.

— Я тебе не верю. И меня зовут Парис. Я знаю, что ты это помнишь. Так что не пытайся меня оттолкнуть, называя меня «человек».

Сзади послышались шаги — Парис подошёл ближе, и Танос вздрогнул, почувствовав лёгкое прикосновение к спине.

— Каждый заслуживает, чтобы о нём заботились.

Вампир рассмеялся в ответ, но в его смехе не было веселья.

— Ты серьёзно? Несколько минут назад я и бровью не повёл бы, сломай Василиос тебе шею. А ты до сих пор считаешь, что обо мне стоит заботиться?

В повисшей тишине было слышно только биение человеческого сердца, и когда Танос уже решил, что Парис отошёл от него, он с удивлением услышал:

— Я не знал, что у тебя светлые волосы.

«Что?» — Танос не произнёс этого вслух, однако Парис, будто услышав его, продолжил:

— В твоей комнате было очень темно. Я ничего не видел. Я даже представить не мог, что ты такой высокий. Может, повернёшься?

В прежние времена Танос уже прижимал бы Париса к стене, срывая с него одежду. Но те времена давно прошли. У теперешнего Таноса не было ни желания, ни стремления видеть, как конкретно этот мужчина от него пятится.

— Танос?

— Нет.

— Но…

— Я сказал нет, — взорвался Танос. Он услышал, как Парис отшатнулся, и был потрясён, когда почувствовал порыв подойти и извиниться.

Но он этого не сделал.

И не сделает.

Пришло время вспомнить, кто он. Вспомнить, что он не дрожащая тень, а мужчина.