Затем внушил ему мысль: «Возьми себя в руки».
Голубые глаза Итона сфокусировались и заискрились. Старейшина выбрался из той бездны, в которой в подобные моменты терялась его душа.
— Я здесь, — произнёс он отрывисто и хрипло. — Насколько плохо?
Танос взглянул через плечо на расчленённое тело и, скривившись, вновь посмотрел на старейшину:
— Достаточно плохо, чтобы ты ходить не смог после того, что я с тобой сделаю.
Итон быстро облизнул клык в предвкушении. И Танос в ответ придвинулся ближе, втиснул ногу между бёдер старейшины и крепко прижал его к стене всем телом, просто на случай, если Итону взбредёт в голову найти новую жертву.
— Что тебе нравится больше? — спросил Танос. — Мысли о содеянном или о том, что за этим последует?
— Ты уже знаешь ответ. Но после стольких лет я по-прежнему не могу сказать, что нравится тебе.
Поддразнивание и явное удовольствие в голосе Итона было тревожным подтверждением того, что, подобно ему, наверняка и то, и другое. Это в одинаковой мере интриговало и страшило Таноса — такое легкомыслие взывало к низменной части его натуры. Ему хотелось обуздать жажду Итона, укротить его неуравновешенность и усмирить чудовищную суть с помощью своей руки и члена.
В подобные моменты Таносу хотелось лишь выбить из Итона это нечто. И он убеждался в собственном подозрении — для него самого спасения не существует. Потому как оказалось, что даже после многолетней борьбы он не получил избавления. На пару с мужчиной, в данный момент прижатым к его телу.
— Танос, не пытайся себя обмануть. Ты хочешь сделать это со мной так же сильно, как я — испытать. Я ощущаю твоё возбуждение, когда ты думаешь о том, как свяжешь меня в той дыре и…
— Хватит, — рыкнул Танос, не в силах слышать произнесённую Итоном правду. Эта часть себя нравилась ему ничуть не больше сейчас, чем в бытность человеком.
— Мой Танос. Когда же ты примешь факт, что ты свет для моей тьмы?
Танос мотнул головой, его ногти втянулись. Затем он провёл подушечками пальцев по струйкам крови на шее старейшины. К утру следов на фарфоровой коже Итона станет гораздо больше, и мысль об этом не успокоила возбуждающийся член.
— У тебя искажённый взгляд на наши отношения, Итон. Я причиняю тебе боль.
— Ты причиняешь боль, чтобы дать мне свободу, — шепнул тот. — Ты похож на шипы розы. Болезненная красота. Та, которой я всегда хочу коснуться, независимо от того, сколько крови потеряю.