Выбросив руку вперёд, Василиос ухватил шейный платок Таноса и начал закручивать его так, что очень скоро тот напоминал удавку, как и несколько минут назад.
— Мне плевать как. Но ты всё исправишь. Ты здесь, чтобы служить этому мужчине. Обеспечивать его жизнь и безопасность.
Танос сглотнул и покачал головой.
— Я думал, что я здесь, чтобы обеспечивать безопасность всех остальных.
Василиос подтянул Таноса совсем близко, сощурившись так, что прорези глаз напоминали узкие щёлки.
— Осторожно, agori.
— Или что? Ты убьёшь меня? Ты забыл, что если умру я, то он тоже умрёт? А учитывая меры, которые ты принял, чтобы сохранить ему жизнь, ты вряд ли примешь опрометчивое решение.
— Хватит! — рявкнул Диомед. — Сегодня никто не умрёт.
Резким толчком Василиос отпустил Таноса.
— Иди к нему. Разберитесь с тем, что не так между вами, и тогда всё придёт в норму.
Танос не думал, что может сделать то, что от него явно хочет Василиос. Как привести всё в норму, если не знаешь, что это такое?
— А если мы не сможем разобраться? Что тогда?
— Ответ ты уже знаешь.
Смерть. Обоих, его и Итона.
— Будем надеяться, что до этого не дойдёт.
Танос одёрнул пиджак и наклонил голову. Впервые за многие годы он с интересом подумал о приходившим со смертью покое. Не столько для себя, сколько, скорее, для Итона. Затем прикрыл глаза, мысленно отыскал своего старейшину и покинул балкон, уже через мгновение оказавшись под особняком.
Появившись в комнате, специально подготовленной для моментов, подобных этому, Танос обнаружил Итона. Тот лежал, свернувшись калачиком на каменном полу, на его запястьях и лодыжках были тяжёлые оковы. На руках старейшины виднелись волдыри от наручников, и Танос выругался, понимая, насколько сильно должен был страдать Итон.
Его обычно сияющие волосы теперь были грязным запутанным клубком на голове. Услышав, что кто-то вошёл, Итон поднял лицо, и Танос закусил нижнюю губу от жестокости увиденного.
Левый глаз Итона заплыл и был тёмно-фиолетовым, кожа поперёк брови была рассечена, из раны сочилась кровь, стекая по виску. Прекрасно очерченные губы с правой стороны лопнули, увеличившись вдвое. Танос понимал, что так было необходимо, но всё равно возненавидел Василиоса за то, что он изуродовал ангельское лицо Итона. Это было местом, к которому Танос никогда не прикасался. Шрамы, которые он оставлял на теле Итона после серебра, кнута или вытягивания вен, всегда были там, где их можно спрятать.