— Ты ведёшь себя так, будто никто из нас никогда не любил, ни ты, ни я. Но до того, как мы стали такими, пока мы были людьми, мы знали любовь. Разве нет? Мы знали её, даже если и получали только жалкие крохи. Тебе не кажется, что мы сможем снова испытать это чувство? Я уверен, что Диомед и Айседора уже это сделали.
Танос не совсем понимал, зачем всё это нужно, и, не дав Итону запутать его ещё больше, сказал:
— Даже если бы мы были способны, не думаю, что нам стоит это делать.
— Но мы — единое целое. Разве те, кто связаны кровью, не должны любить друг друга?
— Итон, может, мы и единое целое. Но мы разные. Если бы мы были одинаковы, то никто из нас в этой связи не выжил бы.
— А ты хочешь выжить, даже если это означает существование в полном одиночестве? — спросил Итон так тихо, что Танос едва расслышал.
Возможно, он был прав, полагая, что Итон устал от подобной жизни. Но в то же время он не был готов закончить всё прямо сейчас. Поэтому сказал единственное, что имело смысл на тот момент:
— Да, хочу. Даже зная, что в конце выбор будет не мой.
Итон закрыл неповреждённый глаз, откинул голову на стену, к которой был прикован, и через секунду в разуме Таноса послышалось: «Танос, у тебя всегда будет выбор. И пока ты будешь хранить верность, клянусь, я никогда не лишу тебя выбора. Даже в смерти. Если захочешь умереть, я исполню».
Потрясённый обещанием Итона, Танос мигнул несколько раз.
— Но наша связь… Это означает, что ты тоже умрёшь.
— Да, — ответил Итон, не открывая глаза. — Умру.
В ту ночь никто из них не проронил больше ни слова. Танос заперся в подвале с Итоном, изгоняя их демонов, пока оба не отключились от изнеможения.
И только на следующее утро Танос понял, что должен вернуться к Чарли и оборвать все связи. Потому что иначе после клятвы, данной прошлым вечером, Итон без сомнения выследит его.
Выследит. И убьёт.
ГЛАВА 21
«Я снова в комнате без дверей», — подумал Парис, придя в себя и потерев голову. Вновь в той же комнате со стенами, обитыми кожей, и свисающим с потолка зловещим крюком. А напротив, в единственном кресле, очень напоминающем трон, устроилась вампиресса, Айседора.
Парис приподнялся, сел, зарывшись пальцами в мягкий чёрный ворс ковра, и, закрыв глаза, попытался успокоиться.
— Да, уж, пожалуйста, — заговорила Айседора, заметив его движение. — Я видела, на что ты способен, когда расстроен. Думаю, от меня будет немного пользы, если я рассыплюсь прахом у твоих ног.
Он сглотнул, вспоминая, скрестил ноги и поднял взгляд на женщину. Та настороженно наблюдала, словно в любую секунду ждала нападения.
— Всё хорошо. — Ему захотелось её утешить. — Я тебе не наврежу.
Кроваво-красные губы Айседоры чуть изогнулись в улыбке. Парис посмотрел на длинные волнистые волосы и фарфоровую кожу и поразился, насколько она отличалась от Айседоры в их первую встречу. Вампиресса была прекрасна.
— Хочется верить, что ты не желаешь мне вреда. Но это сложно, ведь ты и сам не знаешь, как смог это сделать.
Она права. Хотя Парис считал, что должен быть какой-то знак. Может покалывание в ладонях или шестое чувство?
— А может ты просто разозлишься, бабах — и я мертва.
Забавным это не было, учитывая всё произошедшее, но Парис не смог сдержать вырвавшийся смех.
— Прости. — Он прикрыл рот ладонью.
— И что тебя так развеселило? — нахмурилась Айседора.