Я побежал дальше. Прохожие с удивлением смотрели на меня. Я стал уставать. Я был еще слаб после болезни и не мог бежать так быстро, как бегал некогда в Ленинграде.
— Держите его! держите его! — слышал я за собой крики Баумера.
Он гнался за мной в сопровождении кучки китайцев и арабов. Расстояние между нами все уменьшалось. Я собрал все силы и бешено устремился вперед. Прямо передо мною шестеро почти голых негров с обручами на шее мостили улицу. Рядом с ними стоял араб с ружьем в руках и следил за их работой.
— Держите его! — закричал он.
Негры лениво поднялись и преградили мне дорогу. Я летел прямо на них. Они еще издали ждали меня с растопыренными руками. Но когда я подбежал к ним, они только загалдели и беспорядочно замахали руками. Помню, у меня тогда же мелькнула мысль, что им не хотелось, чтобы я был пойман. Иначе бы они меня поймали.
Я пробежал мимо них. Араб поднял камень и кинул мне вслед. Но я подпрыгнул, и камень пролетел у меня под ногами. Араб что-то закричал, оглушительно выстрелил в воздух и бросился за мной.
Число моих преследователей все росло и росло. Я едва переводил дыхание. Они были уже совсем близко — шагах в десяти-пятнадцати. Я слышал за собой топот их ног и крики, среди которых ясно выделялся оглушительный бас Баумера.
Улица кончалась площадью. Я уже видел коричневые четырехэтажные здания, расходящиеся полукругом.
Но вдруг мне навстречу кинулся человек. Это был высокий детина коричневого цвета. Голова его была разукрашена огромными пестрыми перьями. Такие же перья покрывали его бедра. В его нос было продето золотое кольцо. Ноги и руки были украшены многочисленными запястьями и браслетами. Он бежал прямо на меня, испуская странные гортанные звуки. Мы неминуемо должны столкнуться. Вот я уже слышу звон его украшений, вот я вижу перед собой его дикие глаза с белками нечеловеческой белизны. Он прыгнул, я нагнулся, и он перелетел через меня.
Совершенно обезумевший я выбежал на площадь. Площадь была широка и пустынна. Но тут моим глазам представилось зрелище, которое испугало меня больше, чем погоня.
Посреди площади стояло два высоких красных столба с перекладиной. На перекладине висело пять трупов — четыре негра и один белый. Множество птиц кружилось в воздухе, сидело на перекладине, на головах и плечах повешенных. Воздух гудел от их клекота. А над виселицей развевалось по ветру огромное черное полотнище, на котором был изображен череп с двумя перекрещенными костями.
Я не мог вынести этого зрелища и повернул направо. Мои преследователи кинулись мне наперерез. Я бежал к портику большого коричневого здания и чувствовал, что вот-вот сейчас упаду от усталости. Бас Баумера, бежавшего впереди всех, гудел уже почти над самым моим ухом. Я добежал до широкой мраморной лестницы и одним, махом взлетел на нее.
Прямо передо мной между колоннами находилась большая стеклянная дверь, над которой было выведено „Opera“. Дверь отворилась, и я очутился лицом к лицу со Шмербиусом! В это мгновение тяжелая рука Баумера ударила меня по плечу, и я упал на гладкие мраморные плиты.
— Что вам нужно от этого мальчика? — прозвучал громкий, резкий голос Шмербиуса.
— Он — беглый раб! — заревела толпа. — Мы хотим надеть ему на шею медный обруч.
— Ах, вот как! — заговорил Шмербиус. — Похвальное намерение. Это, должно быть, ваша затея, Баумер? А знаете ли вы, что это — мой раб? Это мой личный секретарь, и мне лучше знать, должен ли он носить обруч на шее, или нет. Расходитесь, джентльмэны. А вы, Баумер, будьте в другой раз поосторожнее, не то я велю вас оштрафовать.
— Donnerwetter, — прошептал Баумер. — Покажу я еще этому мальчишке.
— Что вы сказали? — провизжал Шмербиус.
— Ничего, — ответил немец и стал спускаться о лестницы. Остальные преследователи понуро побрели за ним.
— Откуда вы? — заговорил Шмербиус. — Я был уверен, что вы погибли, но счастлив вас видеть целым и невредимым. Я сделаю вас моим личным секретарем. Потом, когда вы проникнетесь той великой идеей, которой я служу, я дам вам свободу и блестящее общественное положение. Пойдемте.
Он взял меня за руку и повел через площадь.
Мы прошли под виселицей. Еще свежие, но уже потрепанные птицами, трупы мерно покачивались над нашими головами. Птицы, сидящие на них, пристально смотрели на нас, как бы говоря: „подождите, и вы будете здесь висеть“.
Пройдя площадь поперек, мы вошли в широкие двери большого коричневого дома.
Глава тринадцатая. Верховный Совет
Я сидел на бархатной скамеечке в большом зале, облицованном черным мрамором. По мрамору вились потемневшие золотые нити, которые сплетались в причудливые гирлянды удивительной красоты. Эта облицовка была создана не в наше время и не нашей культурой. Она, должно быть, перенесена сюда, в это казенное коричневое здание, из какого-нибудь древнего храма, построенного давно погибшим народом. Посередине каждой стены был выведен аляповатый герб, несомненно позднейшего происхождения. Он изображал череп и две скрещенные кости.