Танцовщица Гора

Стараясь не смотреть в зеркало, я вернулась к туалетному столику и уронила лоскут алого шелка на коврик себе под ноги. Я дрожала. Мне казалось, что я едва могла протолкнуть воздух в легкие. Наконец, я подняла глаза на фигуру по ту сторону зеркала. Она была не крупной, но, на мой взгляд, весьма привлекательной. Впрочем, трудно быть объективной в таких делах. Я предположила бы, что где-то могут быть места, в которых существуют некие критерии, того или иного установленного количественного рода, опираясь на которые, мужчины, возможно, были бы готовы заплатить за вас. Но, скорее всего, даже тогда они будут платить за весь спектр желательностей, среди которых привлекательность, по существу, могла бы быть всего лишь одним, и возможно даже не самым важным мерилом. Я не знала этого наверняка. Я могла только предположить, что гораздо более важным моментом, могло бы быть то, как женщина выглядит с точки зрения данного конкретного мужчины и что он, на его взгляд, мог бы сделать с ней, или просто знал, что он мог бы сделать с ней. Я рассматривала фигуру в зеркале, одетую в длинную, почти до пола, белую хлопчатобумажную ночную рубашку. Конечно, она казалась довольно скромной, если не сказать застенчивой, но можно было не сомневаться в ее женственности и, возможно, привлекательности, хотя конечно это было бы правильнее уточнить у мужчин. Я отметила, что на щеках девушки, смотревшей на меня из зеркала, поблескивали мокрые дорожки от слез. А еще она дрожала всем телом. Губы ее тряслись. Чего она боялась? Что она пыталась разглядеть по эту сторону зеркала? Это было ее дело, конечно. Но почему она должна бояться этого? Я видела, во что она была одета. Мне нравились ночные рубашки, в отличие от пижам. Безусловно, девушка в зеркале была слишком женственна для теперешних времен, но ведь такие женщины есть всегда, несмотря ни на что. Они — реальность, как и их потребности. Я не отрывая глаз, смотрела на ее лицо. Да, решила я, она была действительно привлекательна. Несомненно. Само собой, она не показалась бы таковой крокодилу или дереву, но, на мой взгляд, она должна была вызывать симпатию у самца ее биологического вида. Да, я даже уверена в этом. Несомненно, он захотел бы убедиться, что остальная ее часть соответствует лицу. Мужчинам это нравится. В этом они походят на торговцев лошадьми или заводчиков собак, они интересуются всей женщиной целиком.

Снова окинув взглядом девушку в зеркале, я вынуждена была признать, что она была слишком женственной, по крайней мере, для нынешних времен. Она не соответствовала требованиям, предъявляемым к современной женщине. Скорее она походила на нечто прекрасное, выброшенное волной на чужой берег. Безусловно, она больше подошла бы к другому времени или месту. В своей красоте, в своих потребностях, в бушевавших в ее теле гормонах, она казалась чужаком, оказавшимся не в своем времени. И вот она застряла в мире, чуждом самой ее глубинной природе, не мужчина, и не желающая быть им, жертва времени и наследственности, жертва генетики, биологии и истории. Какой одинокой и беспомощной, какой отчаявшейся и печальной она была. Насколько трагичной, на мой взгляд, была ее действительность, вскормленная ложью современности. Я снова перевела взгляд на девушку в зеркале. Несомненно, она лучше смотрелась бы со шнурком на ее левом запястье, скорее всего, отмечавшим, чьей женщиной она была, готовя мясо на костре, освещавшем мрачные стены пещеры, или, распевающей гимны и потрясающей систрой, под руководством жрецов, приветствуя великие, искупительные, неспешные потоки Нила. Куда лучше она смотрелась бы с волосами, повязанными белой шерстяной лентой, подобрав свой гиматий до колен, бегущей босиком по далекому пляжу Эгейского моря, наблюдая за проплывающими мимо триерами. Или же прядя шерсть на Крите, или с привязанными к талии одеждами забрасывая сеть неподалеку от берегов Малой Азии, или кладя своих сломанных кукол на алтарь в храме Весты. А может, ей лучше было бы быть одетой в шелка девушкой, затаив дыхание ожидавшей за деревянной ширмой гарема, или закутанной в рванье шлюхой, что стоя на коленях, отчаянно облизывала и целовала очередного клиента ради мелкой монеты на раскаленных солнцем, пыльных улицах в нескольких кварталах ниже. Возможно, таких как она когда-то меняли на табун из тысячи лошадей в землях скифов, или проводили через врата Иерусалима, привязанными за волосы к стремени крестоносца. Она могла бы быть знатной испанской леди, вынужденной умолять пирата объявить ее своей невестой, или ирландской проституткой, чье лицо порезали пуритане, преследующие войска Карла I, или изнеженной леди времен Регентства, которую тащат в турецкое рабство, или крутящей головой колонисткой в Огайо, в замешательстве высматривающей того, кто окажется ее первым краснокожим господином.