Танцовщица и султан

Сползая по стене, к которой прислонилась, едва удержалась от конвульсивного истерического смеха. Меня накрыло… осознанием.

Нас везут продавать, как базарное мясо. Причем скорее всего на тот самый невольничий рынок, что так пугал меня. Теперь и я буду стоять обнаженная на глазах у толпы, с пустыми глазами, как та девушка, что мы видели с Азалией.

Азалия… по лицу покатились слезы, которые я тут же вытерла. Не время, нельзя никому показывать слабость — загрызут…

Дверь с лязгом снова отворилась, и вошел какой-то коренастый верзила с равнодушными пуговками-глазами, с какой-то одеждой и и едой в руках. Отдав все это мне, мужчина окинул нас тяжелым взглядом и ушел, снова накрепко заперев дверь.

Едва удалились его шаги, я с остервенеем накинулась на еду. Голод не тетка. Безвкусный жирный суп выхлебала за секунду, под десятком жадных голодных взглядов, а когда взялась за хлеб — вдруг заметила в дальнем углу совсем крошечную фигурку. Девочка, маленькая, лет семи. Худое тельце ее скрывал балахон, но по лицу было видно, что она истощена, а глаза так же, как у всех остальных, жадно, голодно, почти по-звериному блестели в темноте.

И кусок мне в горло больше не лез, хотя от голода желудок прилипал к спине.

Встав с пола с грацией медведя, словно в полусне я, ведомая чем-то неподвластным разуму, доплелась до того угла и, присев на корточки (из-за качки едва не шлепнулась), протянула девочке хлеб.

Пару секунд она недоверчиво смотрела на меня невероятно грустными чистыми голубыми глазками, а после, выхватив кусок, так жадно вгрызлась в него, что жалость во мне увеличилась троекратно, как и желание прибить ублюдков, способных сотворить такое с ребенком.

— Спасибо. — Тихо сказала девочка, доев хлеб, а я, слабо улыбнувшись в ответ и так же пошатываясь, поплелась переодеваться, на ходу снимая мокрую одежду, от которой мокрое тело пробили судороги.

Я знала, что до берега нам плыть меньше дня при спокойном ветре, но радости мне это не добавляло.

Как переменчива судьба. Вчера у меня все было, а сегодня нет ничего. Совсем ничего, кроме жизни. Впрочем, это уже немало — сие я усвоила твердо.

Спустя примерно полчаса, устав сидеть в тишине, я стала без энтузиазма знакомиться с девушками. Все они были печальны и молчаливы, ограничились короткими фразами и то и дело молча плакали, бессмысленно уставившись в одну точку.

Я понимала их, поэтому не лезла. Самой хотелось рыдать в голос, биться об стену от страшных перспектив, от мысли, что Азалия — моя единственная подруга, почти сестра — погибла, от осознания того, что ничего уже не будет как прежде… Но я знала, что с первой же слезой сорвусь так, что в моей душе не останется ни единого целого клочка, и поэтому я тихо переговаривалась с Хелен — той самой девочкой, которую, в отличие от остальных, очень тянуло поговорить.

Она рассказала, что является дочерью князя, правящего Камхалом — это маленькое княжество на севере Эардана. На их замок напали враги, крепость захватили, но ей с матерью и несколькими служанками удалось бежать. Однако по дороге к родственникам на них напали разбойники, почти всех убили — в том числе и мать, пытавшуюся защитить ребенка. Ее и ее няню продали работорговцам.

Хелен осталась совсем одна.

На последних словах девочка плакала, а я и не заметила, как прижала ее к себе. Захлебываясь в печали и сочувствии, я готова была душу продать, лишь бы не видеть в детских глазах такой боли, такой взрослой скорби. И я баюкала ее в объятиях, словно родную, хотя совсем не знала, делилась с ней уверенностью в лучшем будущем, которой у меня не было. Какая-то девушка с очаровательным голосом спела ей чудную колыбельную, а я рассказывала сказки своего родного мира, коих знала огромное множество, пока незаметно для себя же не уснула.

Мне снился дом, родители, детство… Посиделки с Азалией… Гард, наши прогулки, наши совместные ночи, теплые, сладкие слова на ушко… Я улыбалась сквозь сон.

А проснулась от того, что на меня вылили ведро холодной воды. Освежающий душ, так сказать.

Отфыркиваясь, я ошалело уставилась на мужчину с ведром, готовая убивать с особой жестокостью. А он лишь ухмыльнулся и сказал:

— Помойтесь и переоденьтесь. Все.

— Мы… приехали? — Хрипло спросила я.

— Да. — Ответила какая-то темненькая стройная девушка, похожая на черкешенку.

А потом началась жуткая драка за бадью с водой. Мне досталась почетная третья очередь, стоившая мне нескольких сломанных ногтей и синяка, однако мыться под чьими-то злыми взглядами и поторапливающими визгами — то еще удовольствие, честно говоря…