Танцуя с тигром

– Дело не во мне, – с презрительной холодностью произнес он. – Метрополитен – самый большой музей в Соединенных Штатах. Четыреста галерей. Более пятидесяти галерей, посвященных азиатскому искусству, семьдесят две галереи – европейская живопись. Угадай, сколько помещений посвящены американскому искусству? Две. Это позор, и они об этом знают. Метрополитен – это энциклопедический музей, которому не хватает множества страниц. Некоторые люди, очевидно, незаметны. Искусство некоторых стран не имеет значения.

– Папа, я знаю. – Она слышала эту проповедь миллионы раз. – Они все равно не будут строить галерею ради одной маски.

– Ради этой они построят. – Отец просто сиял. – Ради этой единственной маски откроют галерею Роуз Уайт Рэмси, с участием международной прессы и торжественным приемом по случаю открытия. Наша книга будет переиздана с соответствующими разъяснениями. Изображение маски будут печатать на открытках и футболках. Этот диггер даже не подозревает, что он нашел. Я уверен, что он прекрасный землекоп, эксперт в веществах, распространение которых контролируется законом, но он не искусствовед. – Дэниел Рэмси едва не парил над креслом. – Он выкопал не просто какую-то второразрядную реликвию. Это посмертная маска Монтесумы.

От новой абсурдности Анна и вовсе потеряла дар речи. У отца блестели глаза. Он верил в это. И он хотел, чтобы она тоже поверила. Она подумала, что он, возможно, пьян. Трезвый пьяный, если такое понятие существовало.

– Того Монтесумы? – переспросила она. – Не может быть. – И тут Анна вспомнила о слухах, которые не так давно подвергала сомнению. О Снежном человеке и сосущей кровь чупакабре. – И ты веришь в эту маску, потому что какой-то наркоман прислал тебе письмо?

– Гонсалес прислал мне письмо. Он безоговорочно доверяет этому землекопу.

– Гонсалес, – фыркнула Анна. – Я не верю ни одному из них. И даже если бы это было правдой, как бы ты переправил эту драгоценную реликвию через границу? В трусах?

– Я больше не собираюсь играть по правилам.

– Что это значит?

– Гонсалес даст маске официальное заключение, скажем, что это часть «старой европейской культуры». До 1970 года. До ЮНЕСКО. Да, это обойдется дороже, но черт с ним.

– Значит, он тоже лжец. Я думала, что он уважает…

– …деньги и желает искусству добра. Он хочет, чтобы я приобрел эту маску для «Коллекции Рэмси». Если я не куплю ее, это сделает Мэлоун. И тогда ее больше не увидит никто, кроме его домработницы и ее метелки для уборки пыли. Или Рейес пустит ее на дверную ручку.

Томас Мэлоун был давним конкурентом ее отца, которого Анна никогда не встречала, но ненавидела с раннего детства. Мэлоун был моложе, богаче и жил в Оахаке, любимом городе Дэниела Рэмси. Словом, у того были все причины для зависти. Оскар Рейес Каррильо был мексиканским наркобароном, которого ее отец знал только из-за его репутации, из разговоров шепотом в арт-кругах, где его имя висело в воздухе, как дым.

– Или… – продолжал отец, – ее отправят в музей в Мехико, откуда она будет украдена в течение года.

– Не так уж и плохо.

– Ты знаешь, сколько зарабатывает охранник музея в Мехико? Двести пятьдесят в неделю. И ты думаешь, он кристально чист?

– Так, значит, мы должны украсть эту маску первыми? Вот это американский дух.

– Мы ничего не крадем. – Отец побагровел. – Современное законодательство в сфере культурного наследия игнорирует важную роль коллекционера. Мы – те, кто охраняет искусство. Мы храним его у себя, бережем и защищаем от негодяев. Что сделал Эрнан Кортес, когда Монтесума наградил его золотыми чашами? Переплавил их. Кроме того, ты забываешь, что галерея будет названа не в честь меня. Это будет галерея имени Роуз Уайт Рэмси. Это были деньги твоей матери. Моя работа, но ее деньги. Она любила эти маски так же сильно, как и я.

Любовь. Она оправдывала все. Вот почему он пил. Вот почему он коллекционировал маски. Вот почему не женился во второй раз. Ее родители встретились на аукционе. Мама вела бухгалтерию в мастерской реставраторов, оценивала карнизы и лампы в стиле Тиффани. От антиквариата до масок было недалеко, и она влюбилась в мужчину, который коллекционировал маски. Отец так никогда и не оправился после ее смерти. Не могла с этим смириться и Анна. Ей было всего десять, она была девочкой, маленькой девочкой, которая выросла без мамы. Она возмущалась, слыша, как отец возвышенно описывает личные потери. Преувеличивая свои печали, он попирал право Анны на ее собственные.

– Мама не любила маски. – Голос Анны звучал безжизненно. – Она любила тебя. Она любила Мексику.

У отца задрожали руки.

– Любое большое достижение требует приверженности и преданности. Твоя мама понимала это, как никто другой.

– Ты даже не похоронил ее. – Анна метнула взгляд на спальню. – Вечно находил новые оправдания. О, мои колени. О, моя спина. Есть одна маска, которую я хочу купить… Она так хотела в Мексику.

Отец поднял стакан. Анна настороженно следила. Они ступили на новую территорию. Она не знала, чего ждать и что говорить.