Танцуя с тигром

В тот вечер черный археолог лежал на своей койке и старался не думать о Фео. Его окружал прекрасный животный мир: на заднем дворе был курятник, у ног черного археолога расположился белый кот, а вдали рвали глотки собаки. Он укорял себя за то, что разбил телефон. Он должен был написать Анне, но план был согласован заранее: он уедет через час, возьмет такси по городу, проломит пол часовни и похитит маску до восьми вечера. Ему нравилось, что у него снова есть цель, как в былые времена в пещере. Однако теперь его движущей силой была не ломка, и события развивались медленно, почти томительно. Его все же мучила ломка: он хотел поиметь проклятого балаганного шута Мэлоуна.

Мари была права: его жизнь стоила больше, чем палочка ладана. Он собирался почтить Пресвятую Деву. Он собирался почтить себя. Эй, Рейес, моя жизнь так же бесценна, как эта синяя маска. Дерьмо. Любая жизнь стоила столько же. Каждая жизнь была сокровищем, каждая была драгоценным камешком. Ему понравилось, как это прозвучало. Проникновенно, елейно. Он мог бы стать проповедником. Проповедь Посмертной Маски Монтесумы. Он представил себя за кафедрой, рассказывающим о жизни в пещере, о том, как приходилось пойти на это, – чем бы «это» ни было. Они могли слышать эту проповедь и раньше, но она стоила того, чтобы повторить ее два раза, сто раз, миллион раз, потому что люди быстро забывали, они слишком много смотрели телевизор…

Чело появилась на пороге с мягким «Hola».

Она была больше, чем вчера. Теперь ее живот напоминал Сатурн. Ее удивительная Солнечная система. Лучшие церкви дают тебе и киску, и Бога.

– Ven aquí, nena. Quédate conmigo[390].

Девушка опустила жалюзи. Ему нравилось смотреть, как она двигается. Она устроилась поудобнее рядом с ним и достала из корзины свою вышивку. Он наклонился. Дева Гваделупская. Конечно. Эта девушка действительно была очень религиозна. Он немного расстроился, что в этой тройке ему доставалось меньше ее внимания. Она закончила Марию и работала над ее нимбом. Два оттенка желтого. Или, может быть, золотого.

– Как ты это делаешь?

– Это легко, – сказала она. – Ты можешь попробовать.

Он имел в виду терпение, с которым она вышивала, но не стал уточнять и сразу забыл про это недоразумение.

– Что это? Подушка?

Девушка рассмеялась.

– Нет, это нужно оформить в рамку. Оно должно висеть на стене.

Искусство, посвященное Богородице. Дома его никогда не бывало слишком много. Каждый раз, когда игла исчезала в канве, нить становилась короче. С каждым стежком картина обретала больше цвета и оставалось меньше нити. Он и это мог бы превратить в проповедь. Он засмеялся. Девушка засмеялась, чтобы составить ему компанию.

– Tómalo[391]. – Она протянула ему канву. – Мужчина должен уметь шить. Если ты станешь пиратом, то тебе придется штопать свои носки.

Единственная игла, с которой он справлялся, была предназначена для немного иных целей, но он не собирался вспоминать о том безумстве.

– Куда мне двигаться?

– Вот в этот маленький квадратик. Шей вверх.

Он уколол Богородицу в глаз и отдал канву обратно Чело.

– Забудь об этом. Я только все испорчу.

– Мы сделаем это вместе. – Она ввела его иглу в нужное отверстие. – Теперь подбери иглу с другой стороны. Медленно. Не тяни слишком сильно. Теперь спускайся вот туда.

В этом направлении было проще. Начиная сверху, ты видел, куда дальше двигаться. Он затянул узелок золотой пряжи.

– Вот так. – Она просияла. – Твой первый стежок.

Второй был проще. Третий еще проще. Его движения становились более уверенными. Она держала руку на его руке, ее теплый живот согревал ему бок. Вышивание по канве. Да, отлично. Любое занятие могло быть интересным, если рядом с тобой правильный человек. Они вышивали, пока эрекция не взяла над ним верх. Он уложил Чело на кровать.

– Мне так хорошо с тобой.

Она приласкалась к нему.

– Ты знаешь, что этому малышу будет нужен папочка? – промурлыкал черный археолог ей на ухо. – Что, если это мальчик?

Они лежали вдвоем на одной подушке, и он чувствовал, что проваливается в сон. Здесь, во дворе толстой тетушки, в окружении немых кур, лежа на скрипящей койке с беременной девушкой и держа ее в своих объятиях, черный археолог был доволен. Так вот что такое счастье. Такое маленькое. Такое огромное. Он прикоснулся к ее налитым грудям. Она прижала его руки к животу. Он был тугим. Происходило что-то причудливое. Под ее тугой кожей чувствовались маленькие, но уверенные толчки. Потом он все понял. У них с этим малышом было кое-что общее. Они оба были похоронены заживо.

16 Анна