Танцуя с тигром

Анна не нашлась что ответить. Заявить, что отель невзрачен, означало неминуемо оскорбить чувства его тетки. Но и защищать его достоинства было довольно глупо.

Художник заметил затруднительное положение, в котором оказалась Анна, и улыбнулся:

– Не волнуйтесь. Я знаю, что оно убогое. Pobrecita[99]. Этот отель – все, что у нее есть.

Отодвигая кресло, он встал и произнес фразу из первой главы учебника испанского:

– Buena suerte con tus aventuras[100].

Анна сразу поняла двусмысленность этого пожелания.

Она швырнула на стол последнюю имевшуюся у нее визитку.

– Тепито будет хорошим приключением.

Он остановился.

– Тепито? В Мехико? Не стоит ехать туда. Там небезопасно.

– Именно поэтому я отправляюсь туда.

Он встретился с ней глазами. Какую бы игру они оба ни вели, Анна только что положила себе в копилку важное очко. Но в этот момент зазвонил его мобильный, и преимущество было упущено.

– Dígame, cariño[101].

Нежно сжимая мобильный, Сальвадор рассеянно махнул на прощание рукой и вышел из кафе. Через несколько секунд двигатель его мотоцикла взревел, закашлялся, как заядлый курильщик, и железный конь исчез за углом; потом неожиданно появился снова, описывая круг. Круг почета. А может быть, Сальвадор просто что-то забыл. Вскоре мотоцикл окончательно скрылся из вида.

Анна с грустью смотрела на опустевший столик. Внутри щемящей болью кольнуло одиночество. Ее охватила ярость. Конечно, она знала, что маска, в которой танцевали, ценилась выше маски для туристов по тем же причинам, что и английский гардероб предпочитали вешалке из IKEA. И потому же, почему старую привязанность ценили больше, чем новое увлечение, – она была редкой.

Она знала, что внутренняя сторона маски была не менее важна, чем лицо: серьезные коллекционеры искали обильную патину, следы носки аксессуара, о чем свидетельствовали грязь и пот танцора. Она могла посетовать на зловредного жука-древогрыза (насекомое, которое повреждало маски, прогрызая в них мелкие поры) и обсудить действенные методы борьбы с этим вредителем. Она могла рассуждать о влиянии африканских масок на творчество Пикассо. Или поговорить о работе Джеймса Энсора под названием «Маски против Смерти» и процитировать наблюдения автора: «Маска означает для меня свежесть цветов, роскошный декор, дикие неожиданные гримасы, очень пронзительные выражения лица и изысканное беспокойство». Она могла бы рассказать о том, что ее жизнь и была тем самым изысканным беспокойством, которое ей никак не удавалось остановить. Она могла бы рассказать ему, что отправилась в Мексику, чтобы развеять прах своей матери и помочь отцу возродиться. Да, она знала эти гребаные глаголы на испанском языке и произнесла бы их, перестань он говорить на английском хотя бы ненадолго.

Анна закурила свою сто девяносто девятую сигарету. Оглянулась по сторонам в поисках более-менее стоящих мужиков, но вокруг были одни чертовы туристы в кепках, копающиеся в своих поясных кошельках. Ну и хрен с ним. Он подумал, что она идиотка, а она и впрямь идиотка, раз позволила ему так о себе подумать.

Телефон завибрировал, и на экране появилось сообщение. Дэвид. Нам нужно поговорить. Выпьем Charley’s.

Анна бросила телефон в сумку экраном вниз. В палатке на углу владелец магазина развешивал мягкие игрушки. Барт Симпсон с выпученными глазами болтался на крючке. Вот таким она оставит Дэвида – беспомощно болтающимся на ветру.

Она махнула рукой официанту.

– Señor, otra margarita, por favor[102].

Конечно, вторая «маргарита» была ошибкой. Ошибкой, которую Анна привыкла совершать. Фирменной ошибкой. Она могла бы взять ее своим вторым именем.

12 Домработница

– Madre María[103], наша матушка и заступница, это Соледад. У меня есть новости. Сегодня утром señor Томас послал меня в английскую библиотеку проверить объявление. Я ненавижу это место. Все американцы смотрят на тебя так, словно ты собираешься украсть у них кошелек. Объявление уже было завешено другими бумагами, так что я снова переклеила его на видное место. Прошло несколько недель, а они все еще не могут найти замену. Если бы señor лучше обращался с señorita Холли, она бы не уволилась. Ревность – вот что это было. Señora очень скучает по Холли, но она слишком горда, чтобы признать это. Вчера из Калифорнии пришла открытка, и это снова сильно огорчило госпожу. Весь день она сновала по саду, обрезала розовые кусты. Она исколола себе все пальцы и дала выход своему гневу на мне. Обидно, потому что Холли была очень милой девушкой и всегда составляла señorа компанию днем. Она надевала ту смешную корону из голубого шарфа и засушенных цветов. Она вешала ее рядом с пальто señorа и надевала перед работой. «Принцесса пожаловали», – говорила она и смеялась. Вчера я увидела, как señorа стоит в коридоре и трогает пустой крючок. Она повесила туда черный зонт, но мы все понимаем, чего ей не хватает.