Танцующая для дракона. Небо на двоих

– И это круто, обязательно скажу ей спасибо. Я ей уже дважды обязан.

Наверное, все-таки имею. Потому что если бы она хотела сохранить это в тайне, не сказала бы это вот так.

– Она сказала, что она твоя мать.

Гроу замер. Настолько замер, что его неподвижность передалась даже мне, я почти физически ощутила, что вмерзаю в постель с ним на пару. Нашла его пальцы и сжала в своей ладони, вглядываясь в лицо, но он не пошевелился. Просто смотрел в потолок до той минуты, пока не произнес:

– Чешуя с ней. Мы говорили о нас.

– Джерман…

– Я не хочу говорить о женщине, которой нет до меня дела. – Он сжал мою руку в ответ. Смял пальцы, потом расслабил ладонь, но только чтобы их переплести.

– Не думаю, что нет, – сказала я. – Иначе она бы не сказала об этом при всех, отрезая себе последние пути к отступлению.

Гроу молчал, я уже начала думать, что он не скажет ни слова, когда он все-таки произнес:

– Дерьмо. Полное. Она ведь приезжала к отцу, когда с ним это случилось, – я все думал, какого… Я благодарил ее лично, Танни. За то, что помогала тебя найти. Развернуть спутник – знаешь ли, это не так просто. Она смотрела мне в глаза, но ничего не сказала.

– Значит, тогда она не была готова.

– Ну а сейчас не готов я, – отрезал он. – Ты сможешь меня простить, Танни?

Наш разговор кидало, как на горках в аттракционе.

– Я посчитала горошины у тебя на рукаве. Те, что видны: сорок пять, – сказала я.

Гроу прикрыл глаза.

– Мне нужно время, Джерман. – Я коснулась его щеки. – Не для прощения, а для себя. Понимаешь?

– Сколько?

– Не знаю. Месяц. Два. Может быть, год. – Я пожала плечами. – Если ты, конечно, согласен ждать меня год.

Гроу посмотрел мне в глаза и осторожно привлек к себе.

– Я и так ждал тебя всю жизнь, Танни.

Ответить мне не позволили открывшаяся дверь и вошедший врач. Подозреваю, что будь мы просто мы, а не Джерман Гранхарсен и Танни Ладэ, которая теперь местрель и у которой сестра дипломатически неприкосновенная первая леди Аронгары, все было бы совсем по-другому. Сейчас же он только произнес:

– Местрель Ладэ, вам лучше вернуться к себе.

В его глазах застыло совершенно нечитаемое выражение в стиле: «Распустили тут своих местрелей. Мало того что закрыли весь этаж, так еще и парное проживание в восстановительных палатах поощряют».

– Ферн Гранхарсен, а вам в восстановительную капсулу. Мы погрузим вас в сон еще на сутки, после чего вы сможете повидать отца.

Гроу приподнялся на постели, и я вместе с ним, а врач, по-прежнему с непробиваемой физиономией, сообщил:

– Ферн Гранхарсен сегодня ночью пришел в себя.

Даармарх, Огненные земли

Я снова рухнула. В тиски его рук, в рождающееся в груди пламя, перетекающее из него в меня. В дыхание, которое втянула в себя на вдохе, которое чувствовала ладонью и всем своим существом. В падение, в котором он меня ни разу не подхватил, а если подхватывал, то лишь для того, чтобы завтра оттолкнуть в сторону пропасти.

– Витхар, нет, – я разорвала поцелуй, упираясь ладонями ему в грудь, – остановись.

В глазах дракона горело алое пламя, знак его силы. Власти.

Всего, что он собой олицетворял, но для меня это было всего лишь далекое воспоминание о том, как я раз за разом, день за днем оставалась одна. Со своей болью. Со своими страхами. С чувствами, которые были никому не нужны.

Так что изменилось сейчас?

– Ты действительно многое для меня сделал, – произнесла я. – И я благодарна тебе за это.

– Благодарность? – хрипло переспросил он. – Ты мне благодарна, Теарин?

– Я умею быть благодарной, – ответила я, отступая. С трудом подавила желание прижать ладони к груди, в которой бешено колотилось сердце. – И я знаю, что, возможно, потеряла бы Ильерру, если бы не ты. Драконы, которых ты привел, позволили мне поверить в себя. Они признали меня в ту ночь, и они действительно приходили ко мне. Это и молва о том, что я развернула войско Даармарха, позволили мне начать новую жизнь.

– В которой мне больше нет места, – усмехнулся он.

– Ты сам оставил меня, Витхар.

– Я оставил тебя, потому что он умер. – Он сделал шаг, словно собирался отойти к окну, но потом замер. – Наш сын. Или наша дочь, Теарин. Я, так же как и ты, хотел подержать ее на руках. Я пришел в ярость, когда узнал, что ты от меня скрываешь. И в то же время сквозь эту ярость… я не знаю, как описать. Рядом со мной не было тебя, чтобы положить руки тебе на живот и сказать слова, которые я должен был сказать. Сила этих чувств не шла ни в какое сравнение с тем, что я испытывал раньше. Сила чувств к тебе. К малышу, которому еще только предстояло появиться на свет. Ты отказалась со мной говорить, обвинила в том, что я не могу защитить вас. И я действительно не смог защитить. В Ильерре ты говорила со мной, как с врагом. Скажи, Теарин, как бы ты поступила, если бы знала о том, что случится?

Я промолчала.

– Я читал это в твоих глазах. Ты ненавидела меня за то, что сделала. Ненавидела за то, что он умер, и за то, что моя жизнь стоила его. Точно так же я ненавидел себя. Впервые ненавидел себя за то, что ничего уже не могу изменить.