Танцующая на гребне волны

Я подумала о пропавшем кувшине с болотной мятой и как я старательно объясняла, как использовать листья, сколько их нужно, чтобы избавиться от насекомых, которые отравляли нам жизнь на острове. И все же это была правда, что она только раз работала со мной в саду и в кухне, где я готовила свои настои. Быть может, она не помнила правильные дозировки. Быть может, я была не права. Но ничего уже не имело значения.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Джорджина. Это все, чего я всегда тебе желала.

Она взяла меня за руку и стиснула мое золотое кольцо между пальцами.

– На моем кольце нет надписи «Навсегда». Между мной и Натэниелом нет того, что есть между тобой и Джеффри. Мне кажется, я всегда немного ненавидела за это вас обоих.

Я смотрела, как ветер трепал ее волосы, запутывая пряди как ложь, и нельзя было различить, где они начинались и где кончались.

– Скажи мне, что это неправда, Джорджина. Скажи мне.

Она смотрела через мое плечо на океан.

– Я не могу иметь детей; ты это знала? И пожалуйста, не спрашивай меня, откуда я это знаю – ты не захочешь это услышать. Поэтому маленький Робби так дорог мне. Он часть меня, ты понимаешь? Мы с ним одной крови.

«Я не могу иметь детей». Память о том, как она просила у меня настой болотной мяты, мелькнула у меня в голове и болью отозвалась в сердце.

– Да. Ты его тетка. – Не слышала ли она дрожь в моем голосе? – Он тебя любит.

Широкая улыбка осветила ее лицо.

– Да. Я надеюсь, что ты позволишь мне видеться с ним. Нам с ним хорошо вдвоем, и он стал бы так же горевать, как я, если бы нас разлучили. Я ведь его единственная кровная родственница. Случись что-нибудь с тобой и Джеффри, ты бы не захотела, чтобы он жил у чужих.

– Не будем говорить о таких мрачных вещах в день твоей свадьбы. Я желаю тебе счастья, Джорджина. Пусть мы все будем жить долго, и любовь будет вечной.

Сестра приподняла тонкую бровь:

– Ты действительно в это веришь?

– Да, – отвечала я без колебаний. – И ты тоже это найдешь. Вот увидишь. Поэтому Джеффри и я считаем, что этот брак – самое лучшее для тебя.

Ее холодные глаза снова остановились на мне.

– Спасибо, Памела. Ты многое мне прояснила. – Она приблизилась и положила руки мне на плечи, затем наклонилась и поцеловала меня в щеку. Губы у нее были такие холодные, что мне показалось, будто меня поцеловала покойница.

Не дожидаясь, пока я скажу что-нибудь, она опустила руки и пошла по песку к ожидавшему ее мужу. Тот смотрел на нее таким взглядом, что я покраснела и опустила глаза.

Я обернулась к бурному морю. Зеленый цвет воды сменился серым, но в морских глубинах ничто не изменилось.

Глория

Антиох, Джорджия

Июнь 2011

Я по-новому переставила львиный зев и страстоцвет в светло-кремовой вазе в комнате для прощания, вполне удовлетворенная тем, как смотрится «адресат» этого траурного великолепия в открытом гробу.

Эллен Труит. Она была учительницей математики Авы и некогда моей товаркой по школе. Меня не слишком-то волновало, что мои ровесники мрут как мухи. Я не боялась смерти. И не только потому, что была женой директора похоронного бюро и дочерью женщины, по-прежнему придерживающейся традиционного американского убеждения, что жизнь – это круг, от одного детства к другому. Я искренне верила, что отсутствие у меня страха объяснялось более тем, что за семьдесят четыре года своей жизни я убедилась, что есть вещи куда хуже, чем смерть.

Я стояла перед своей старой подругой, критически ее осматривая. Дениза, косметолог, работавшая у Генри, хорошо поработала над ее волосами и макияжем, придав ей такой вид, какой был у нее при жизни. И все же, быть может, и здесь была некая проблема. В последнее время мне всегда хотелось сказать Эллен, что волосы у нее слишком темные и моложавые для ее возраста и цвета лица, а макияж нисколько не изменился с семидесятых годов. Это была главная проблема, когда кто-то умирал – все, что ты желала сказать человеку, застревало у тебя в горле. Мое горло было уже слишком полно слов.

Я наклонилась к корзине с цветами, чтобы приступить к составлению другого прощального букета, и тут услышала какой-то звук у себя за спиной. Я резко обернулась, зная, что спина потом накажет меня за такое дерзкое для моего возраста движение, и уставилась на Эллен, почти ожидая, что она сейчас откроет глаза.

– Я не думаю, Глория, что она куда-то денется, так что ты можешь перестать на нее таращиться.

В растворе полуоткрытой двери стояла Мими, в красном платье и босоножках в цвет. На руке у нее болталась красная лакированная сумочка. Не представляю себе, как ей удается ходить на каблуках, с ее-то шишками на пальцах. Но я никогда в жизни не видела ее в обуви без каблуков.

Я старалась принять невозмутимый вид, скрывая сердцебиение.

– Как ты сюда попала? – вымолвила я заплетающимся языком. – Надеюсь, тебя привезла Джун или Кэти.

Она усмехнулась и закрыла за собой дверь. Ей пришлось толкнуть дверь дважды, чтобы она захлопнулась полностью.