– Полагаю, вряд ли ты хочешь, чтобы одна из них услышала то, что мне надо тебе сказать. – Она уперлась рукой в бедро. – Ты знаешь, будь у тебя телефон, мы могли бы избежать подобных ситуаций…
Глаза мои сами собой расширились до возможных пределов.
– Ты была за рулем? – Я гнала от себя эту картину – Мими за рулем ее «Линкольна» 1982 года выпуска, сносящая по пути дорожные знаки и почтовые ящики… Мы давно спрятали от него ключи, дабы избежать извинений и счетов за ремонт.
– А ты хотела, чтобы я перлась пешком? Не забывай, мне все же не восемьдесят, чтобы бегать, как козочка…
– Но…
– Я знала, что ты прячешь мои ключи в старой собачьей миске. Ты же прекрасно знаешь, что ничего не можешь от меня скрыть, так что диву даюсь, зачем тебе так стараться. – Глаза у нее блеснули, и я понимала, что она имеет в виду не только ключи, а и нечто большее.
Я отвернулась к цветам.
– Могу лишь надеяться, что ты никого по пути не убила…
Я ожидала, что она фыркнет или попробует оправдаться, но ничего этого не последовало. Тогда я повернулась всем корпусом к ней, чтобы видеть ее лицо. Выражение у нее было мягкое, но озабоченное. Сердце у меня снова заколотилось.
– Что случилось?
– Ава звонила. Сказала, что ей необходимо срочно с тобой поговорить.
– Это, видимо, о нашей поездке к ней на Рождество, – выдохнула я. – Я ей ответила, что подумаю…
– Нет. С ней произошел несчастный случай.
Я уронила цветы. Лепестки рассыпались у меня под ногами.
– С ней все в порядке? А ребенок?..
– С ней все хорошо. И с ребенком тоже. Она вывихнула лодыжку, но врачи говорят, если она не будет наступать на эту ногу какое-то время, все обойдется. – Мими медленно подошла к креслу и опустилась в него, опираясь на обе ручки. Я знала, что лучше ее не спрашивать, не нуждается ли она в моей помощи, но я пристально на нее смотрела, какой она стала хрупкой. Я не хотела этого замечать, не хотела сознавать, что наступит день, когда Мими больше не будет в моей жизни.
– Ей пришлось сделать рентген. – Наши взгляды встретились, и я рухнула в соседнее с ней кресло. Мой взгляд уткнулся в открытый гроб.
Мими продолжала:
– Она сказала, что на снимке обнаружились множественные переломы ноги и стопы, следы перенесенных в детстве травм.
Мне пришлось дважды откашляться, прежде чем я смогла заговорить.
– Ава играла в футбол и в софтбол и много раз получала травмы. У нее была просто склонность к травматизму. – Даже в моих собственных ушах эти слова звучали неубедительно.
– Я ей так и сказала. Ты же помнишь, что по меньшей мере один раз она была в гипсе?
Я кивнула.
– А она помнит?
Мими помолчала. Грудь ее часто вздымалась и опускалась.
– Да. Но она говорит, Мэтью так переполошился, что показал снимки своему приятелю-рент-генологу, и тот заключил, что переломы имели место в более раннем возрасте. Что они у нее с младенчества.
Молчание длилось так долго, что мне показалось, оно тяжестью легло между нами.
– Что ты ей сказала? – спросила я наконец.
Мими взглянула на меня так, словно я спросила ее, не бегала ли она по улице голой.
– Я сказала, что доктор явно ошибся. Врачи все время делают подобные ошибки. Ава, кажется, согласилась.
– О, – было все, что я могла выговорить, глядя на мою старую подругу, лежавшую передо мной в гробу. Я заметила движение на полу, где я уронила цветы, и увидела бабочку, медленно хлопавшую изящными крылышками. Ребенком я наблюдала, как бабочка вылупилась из кокона в кувшине, который я держала у себя на ночном столике, изумляясь, как нечто столь прекрасное могло образоваться из гусеницы. Я встала и потянулась к ней.
– Не бери ее в руки, – услышала я голос Мими у себя за спиной, как будто я не знала, что своим прикосновением могу погубить ее.
Я подошла к окну с тяжелыми портьерами, раздвинула их и открыла окно, впуская солнечный свет и тепло, поднимавшееся от потемневшего асфальта парковки.
Затем медленно подняла за стебель цветок с бабочкой, ее крылья застыли от неожиданного движения, и, медленно подойдя к открытому окну, высунула наружу руку и слегка встряхнула цветок. Мгновение бабочка оставалась на месте. Крылья ее сложились, потом опустились и расправились, как материнские объятья, она вспорхнула и улетела.
Я долго смотрела ей вслед и после того, как она исчезла, вспоминая, как Джун рассказывала мне об одной из своих поездок с гуманитарной миссией в Центральную Африку, в страну, название которой я не могла ни запомнить, ни произнести. Женщины там пели в радости и в горе один и тот же гимн, и я жалела, что не знаю такой песни, ибо сердце мое было сейчас в равной мере заполнено и тем, и другим.
Глава 18
Поставив здоровую ногу на лестничную ступеньку, я выдохнула и победоносно огляделась. Уже неделю я провела без того, чтобы меня носили в ванную или в постель, и была более чем готова заново вступить во владение домом. На работу мне предстояло выйти совсем уже скоро, и сидение «на приколе» мне так наскучило, что я боялась сойти с ума, если не найду себе какого-то полезного занятия.