Танцующие фаворитки

Фридрих усиленно приглашал «Падуанского лебедя» на службу при своем дворе, но Альгаротти, не привыкший выкладываться на рабочем посту подобно пруссакам, – у него никогда не было нужды зарабатывать себе на хлеб, – под всяческими предлогами уклонялся. Его больше привлекала перспектива получить место при более роскошном дворе саксонского курфюрста и короля Польши Августа III, не требующее особых усилий и связанное с его собственным увлечением искусством. Подобное пренебрежение несколько обидело Фридриха, стремившегося заманить Альгаротти в Берлин. В 1742 году этот опытный знаток искусства составил Августу III записку об улучшении королевской картинной галереи в Дрездене, которая заинтересовала монарха. Автору записки и была поручена закупка картин классических и современных художников в Италии. За 4 поездки он приобрел 34 полотна, многие из которых до сих пор входят в число наиболее привлекательных экспонатов Дрезденской галереи (в частности, «Шоколадница» Лиотара и написанная по его заказу картина Тьеполо «Пир Антония и Клеопатры»). Король был настолько доволен трудами Альгаротти, что назначил его военным советником. Однако Альгаротти невзлюбил всесильный премьер-министр граф фон Брюль, фактически управлявший Саксонией (напоминаем, что Август в основном пребывал в Польше) и являвшийся страстным коллекционером, и знатоку искусств пришлось в полном разочаровании покинуть Дрезден.

В 1747 году он возвратился в Берлин. Несмотря на обиду, привязанность Фридриха не ослабела; свидетельством тому является письмо служившего в Берлине британского дипломата Томаса Вильерса, адресованное Альгаротти:

«Король просит довести до вашего сведения, что он был бы чрезвычайно счастлив видеть вас – он сравнивает ваш разлад, – ибо я не могу назвать ее ссорой, – с размолвкой любящих, чья страсть не угасает. Amoris redintegratio

[17]

суть осуществленное счастье».

По возвращении в Берлин Альгаротти стал влиятельной фигурой в мире культуры, Фридрих положил ему солидную пенсию, но прежняя близость с королем не была восстановлена. Фридрих оставался привержен своему замыслу превратить Берлин в новые Афины, и обладавший тонким вкусом и обширными познаниями итальянец консультировал его по вопросам искусства, литературы, превращению Берлина в культурный центр, а Потсдама – в представительскую резиденцию короля. Он был избран иностранным членом Прусской академии наук и являлся видным участником знаменитых застолий Фридриха. Страдающий от хронических хворей Альгаротти в 1753 году возвратился в Италию, откуда переписывался со своим другом, присылал ему итальянские книги, семена брокколи и арбузов для его теплиц и переработанную особым образом икру лобана. В 1764 году он скончался от туберкулеза в Пизе. Скуповатый Фридрих, тем не менее, заказал перевод полного собрания его сочинений и выделил значительную сумму на сооружение роскошного мраморного памятника на пизанском мемориальном кладбище. Надпись на нем гласит: «Альгаротти, последователю Овидия, ученику Ньютона – Фридрих Великий».

Фридрих не переносил торжественные дворцовые церемонии и возложил их проведение на мать, жену и прочих близких родственников – наследным принцем был назначен племянник Фридрих-Вильгельм (1744–1797), сын брата Августа. Сам же он находил отдохновение лишь в кругу близких единомышленников, подобных тому обществу в сельском доме, который восхвалял его любимый поэт Гораций. Из этого сиятельнейшего круга был исключен любой, кто имел в Берлине доступ к иным кругам, обладавшим влиянием или информацией. Фридрих окружил себя людьми, которые зависели от него и были либо гомосексуалами, либо бисексуалами, причем он активно содействовал их карьере. Он приглашал сих избранных на свои знаменитые обеды, увековеченные художником Адольфом фон Менцелем на картине «Застольное общество короля Фридриха II в Сансуси». Гости должны были быть неглупы, всесторонне образованы и остроумны, дабы иметь возможность вволю поупражняться в язвительных шутках над глупостью. Подавались блюда французской кухни и французское же вино, которое предпочитал хозяин, слегка разбавляя его водой (дань привычкам Людовика XIV?). Обязательным условием было свободное владение французским языком. Когда к Фридриху прибыл новый секретарь Дьедонне Тибо, монарх поинтересовался, изъясняется ли тот на немецком. Секретарь рассыпался в извинениях и пообещал, что исправит этот недостаток как можно быстрее.

– Нет, нет, – поспешил успокоить его Фридрих, – я настаиваю на том, чтобы вы не учили немецкий, если вы решитесь на сие, чистота вашего языка будет быстро обезображена германизмами.