Танцующие фаворитки

Как известно, сам Фридрих был незаурядным игроком на флейте; если он не находился в походе, то каждый вечер между шестью и семью часами давал концерт в своих покоях. Это представление длилось пару часов, и в нем принимали участие от 7 до 10 музыкантов. Судя по произведениям, которые он брался исполнять, а также по отзывам современников, Фридрих был отличным флейтистом. Король и его музыканты исполняли музыку в так называемом «галантном стиле», царившем тогда в Европе. Это были нежные мелодии, которые, как метко подметил Вольтер, «хотят понравиться», и соответствующий им стиль исполнения. Их задачей, по мнению Фридриха, было «настроить сердце на смиренную чувствительность», вызвать блаженные слезы, воззвать к добродетелям слушателя. Например, в письме к своей любимой сестре Вильгельмине он писал, что сочиненное им произведение было вдохновлено болью от разлуки с ней, каковое чувство объясняет меланхолический характер этой пьесы. Хотя на постановку монументальных представлений денег не жалели, король, тем не менее, считал, что подобные зрелища лишь тешат глаз, но не проникают в сердце. Трогательная сцена стоит больше, нежели бессмысленная демонстрация роскоши.

– Горе тем, кто никогда не испытывал страстного желания пролить слезы!

Поведение Фридриха в театре и отношение к служителям искусства иначе как диктаторским назвать было нельзя. Разумеется, в зрительном зале имелась огромная королевская ложа, которую монарх, похоже, так и не почтил своим августейшим присутствием. В партере стояло два ряда кресел, на которых располагался Фридрих и наиболее приближенные к нему особы, за ним стояли генералы и штабные офицеры. Король усаживался прямо перед оркестровой ямой, так что ему открывался отличный обзор как сцены, так и партитуры дирижера. Капельмейстер Карл-Хайнрих Граун и его брат, скрипач и концертмейстер Иоганн-Готтлиб, были облачены в красные фраки, дабы их можно было отличить от прочих оркестрантов. Исполнителям (включая певцов) нельзя было допускать ни малейшей помарки, ибо она была тут же подмечена и на нее указано. Речь шла не только о неправильно взятых нотах, но и обо всех прочих аспектах музицирования, таких как темп, тональность (никакого минора) или инструментовка, причем монарх не щадил никого, попытки возражать строго наказывались. Свое жизненное кредо Фридрих коротко и четко изложил в письме к Вольтеру от 18 декабря 1746 года:

«Я люблю совершенство во всех ремеслах, во всех искусствах».

В 1777 году знаменитый итальянский певец Феррандини отказался от ангажемента в Берлине, обосновав это тем, что «Фридрих обращается со своими певцами как с солдатами». Король в своем письме графу фон Циротин-Лилгенау, директору театра, дал такие указания:

«Певцы и музыканты подлежат исключительно моему отбору, так же, как и прочие относящиеся к театру предметы, которые я лично определяю и оплачиваю».

По поводу каких-то возражений со стороны графа он написал ему следующее:

«Вы поступили бы намного умнее, если бы делали то, что я вам приказываю, а не усваивали привычку рассуждать, чего я совершенно не переношу».

Фридрих лично прослушивал всех певцов и назначал итальянским звездам колоссальные жалованья – в отличие от более чем скромных заработков немецких музыкантов, которых король держал в черном теле. Антонио Убери получал более 2000 талеров в год, Феличе Салимбени и Джованни Карестини – вдвое больше, а Джованна Аструа – более 6000 талеров. Любопытна история одной из выдающихся певиц-сопрано XVIII века, немки со сценическим псевдонимом Ла Мара – в миру урожденной Гертруды-Элизабет Шмелинг (1749–1833). Короля с трудом уломали прослушать ее, ибо Фридрих сначала презрительно заявил:

– Немецкая певица? С таким же успехом я мог бы ожидать получить наслаждение от ржания моей кобылы! Да у нее наверняка немецкий акцент! – Тут следует упомянуть, что в ту пору либретто всех опер, независимо от национальности композитора, писалось на итальянском языке, языке страны, породившей этот замечательный жанр искусства. Когда Шмелинг все-таки удостоили прослушивания, король сидел на софе рядом с генералом, окруженный тремя итальянскими гончими, которые немедленно подняли вой, – они были обучены проявлять таким образом свое недовольство при виде женщины.