Танцующие фаворитки

Король стал все чаще навещать Лолу, которая читала ему драмы Кальдерона и совершенно очаровала его. Естественно, для окружающих Лолы истории о ее прошлом не были тайной, и она все чаще стала получать письма с угрозами; анонимные послания, предостерегавшие его от связи с этой заезжей авантюристкой, получал также и Людвиг. Он совершенно не понимал, что такого преступного было в его увлечении Лолой. Женщины, не разделявшие восхищение мужчин этой «сомнительной баядерой», вовсю распускали сплетни об ее похождениях. Начальник полиции фон Пехман, для которого долг был превыше всего, установил за ней тайный надзор. Постепенно отношения между Лолой и королем перешли в столь близкие, что даже ему стало понятно: дальнейшее проживание этой дамы в гостинице просто неприлично. Он взял за обыкновение почти ежедневно посещать ее между 17 и 22 часами. Дабы без помехи видеться с прекрасной андалузкой, король купил ей особняк на Барерштрассе, куда та переехала летом 1847 года. Фон Пехман тут же приставил к Лоле экономку фрау Ганцер, которая немедленно завела дневник с описанием всего, что творилось в доме, дополненного ее собственными домыслами. Впоследствии сия рукопись стала одним из обвинительных документов против Лолы.

Естественно, король приказал придворному художнику написать с нее портрет для «Галереи красавиц». Творение художника не совсем понравилось Людвигу, он счел портрет «слишком обыденным» и выговорил художнику:

– Штилер, ваша кисть стареет. – Далее, по воспоминаниям графини цу Ляйниген-Везербург, события развивались следующим образом:

«Художник молча забрал холст и удалился. Через две недели Штилер возвратился, даже не прикоснувшись к полотну кистью. Король, которому тем временем стало совестно, что он сделал больно своему старому придворному живописцу, добродушно похвалил его:

– Теперь это прекрасно, Штилер.

Однако тот всего-навсего сухо бросил в ответ:

– Для старой кисти это, по меньшей мере, достаточно недурно.

Король от всего сердца расхохотался и потрепал художника по плечу, промолвив:

– Хорошо он меня отбрил!»

Естественно, и до прибытия Лолы в Мюнхен там шла глухая борьба между прогрессивными либералами и партией, признающей вмешательство папы в дела католических государств. Теперь же она обострилась, тем более что масла в огонь подливала пресса. Король ранее старался не принимать ни ту, ни другую сторону. Однако теперь он был вынужден стать на сторону Лолы, дабы защитить ее, т. е. невольно выступил против клерикальной партии. Ее сторонники прилагали все усилия к тому, чтобы открыть Людвигу глаза на эту «вавилонскую блудницу», однако тот странным образом ничего не желал слышать. Среди местного студенчества даже образовалось два лагеря: сторонников и врагов «испанки», которые в открытую враждовали между собой.

Тем временем убежденная в своей неуязвимости Лола начала вести себя все более и более развязно. При малейшем недовольстве она раздавала направо и налево пощечины и вовсю пользовалась хлыстом для верховой езды. Боже упаси грубо обойтись с ее собачонкой Беллой – наказание следовало немедленно. Все это вызывало ропот среди жителей, которые напрямую жаловались в полицию, а фон Пехман собирал жалобы, радостно потирая руки.

В конце концов, такое положение возмутило королеву Терезу, но Людвиг принялся уверять ее, что его связывают с Лолой чисто платонические отношения. Однако когда он попросил супругу принять танцовщицу при дворе – это открыло бы ей двери всех аристократических домов Мюнхена, – та наотрез отказалась. Дабы утешить Лолу, король купил ей ложу в придворном театре, чтобы она могла беспрепятственно наслаждаться спектаклями.

Тем временем начальник полиции фон Пехман подготовил целое досье на Лолу, где были упомянуты все ее прегрешения, включая настоящее имя и дату рождения, похождения в Париже, высылка из других городов. Для начала он пригласил Лолу к себе и показал ей досье, полагая таким образом испугать эту наглую даму. Но та даже не соизволила марать руки об эти бумаги, а направила на него такой уничтожающий взгляд своих очей, что он потом в своих воспоминаниях написал: «Если бы взглядами можно было убивать, Монтес была бы стократной убийцей».

– Прочтите бумаги! – настаивал фон Пехман.

– Зачем? – изобразила удивление Лола. – Впрочем, лучше будет вот так! – Она выхватила несколько листков и разорвала их. Далее последовали две жалобы, которые подали королю одновременно Лола и фон Пехман. Оскорбленному начальнику полиции король направил указание: «Не будьте столь придирчивы к Лоле Монтес, баварские обычаи ей незнакомы».