Танцующий горностай

Александра тоже согласилась без лишних расспросов, словно понимая, что нужно поставить последнюю точку.

Максаков встретил их у ворот, проводил в сад, остановился на дорожке – там, где длинные ветви старой ивы создавали естественную завесу между ними и площадкой впереди. Взглянув туда, Ян мгновенно понял, что именно хотел показать им Максим. Что ж, идея была неплохая…

На площадке стояло инвалидное кресло – дорогое, со специальными креплениями, из тех, что способны поддерживать полностью парализованных людей. В этом кресле Вячеслав Гаевский прекрасно себя чувствовал – по крайней мере, выглядел он значительно лучше, чем во время их последней встречи в перенаселенной квартире. Пожилой мужчина улыбался, наблюдая, как внук гоняет перед ним футбольный мяч. Ваня то и дело останавливался, чтобы что-то рассказать, бурно жестикулируя. Вячеслав ему отвечал, и мальчик снова возвращался к игре.

– Не знаю, зачем позвал вас, – слабо улыбнулся Максим. – Может, мне нужно оправдаться хоть перед кем-то?

– Значит, вы сообщили Ване, кто он такой? – спросила Александра.

– Психологи сообщили, я понятия не имел, как это сделать. Но я сразу понял, что он должен знать… Тимур мертв. Он похоронен рядом с Дашей – думаю, она поняла бы такой поступок. А этот мальчик, Ваня… Я ведь люблю его по-своему. И Таня его любит. Я хочу, чтобы он был счастлив, но не так, как удобней мне. Мне осталось не так долго… Теперь врачи говорят про год. Я хочу, чтобы у него и Тани остался кто-то близкий и взрослый. Естественно, Вячеслав не будет их единственным опекуном, я назначу того, кто способен решать юридические вопросы. Но со многим другим он справится.

Глядя на Гаевского, все еще неподвижного, но вмиг помолодевшего, Ян разделял это мнение.

– Вы познакомились с родителями Вани? – поинтересовался он.

– Да, и эти двое оказались… примечательной парой. Когда они разобрались, кто я такой и что случилось, они первым делом вознамерились подать на меня в суд. Но предложенная финансовая компенсация избавила их от этой идеи.

– Дайте догадаюсь… Вячеславу финансовая компенсация была не нужна?

– Нет. Ему нужен был Ваня. На этом фоне мы и поладили.

– А Вера как же? – вмешалась Александра. – Она способна принять такой расклад?

Максим мгновенно помрачнел.

– К сожалению, Вера сейчас не способна принять никакой расклад. От последствий отравления ее вылечили, от всего остального – нет. После того, что случилось возле суда, она так и не сумела окончательно прийти в себя. Она и сама это поняла, сейчас Вера в клинике на лечении. Вы можете в любой момент навестить ее, если считаете, что я поместил ее туда насильно.

– В этом нет необходимости, я вам верю.

– Ну а Таня со мной согласна. Будем жить так, как получается.

Ян понятия не имел, удастся ли им восстановить то, что было так безжалостно раздроблено. Но то, что Максим хотя бы пытается собрать осколки, уже можно было считать добрым знаком.

– Правда, что Лизонька уже начала торговаться со следствием? – полюбопытствовала Александра, когда они возвращались обратно в город.

– Она старательно сдает всех, кого знает, включая тех, кто помог ей убить Тимура и избавиться от тела. Она делает все, чтобы уменьшить свой срок. В этом она допускает серьезную ошибку, даже удивительную для человека с ее умом.

– Тем, что наживает новых врагов?

– Беспокоиться ей нужно только насчет одного врага. Если Сурначевой удастся выторговать себе слишком мягкое наказание, ее брат это не примет. Он за свою жизнь сделал немало такого, что в суде не докажешь. Вряд ли он побрезгует сделать это еще раз.

– Об этом я знать точно не хочу, – вздохнула Александра. – Пожалуй, я остановлюсь на воспоминании о Ване и его дедушке. Вот оно мне по-настоящему нравится.

Ян отвлеченно кивнул. На душе все равно было как-то муторно… Да и не у него одного: когда они добрались до дома, сестра поспешила к своей квартире. Ян тоже в коридоре не задержался, направился к себе, не зная, ждет ли его там кто-то.

Ева на этот раз ждала. Он не обрадовался: мысли о сходстве Евы и Елизаветы Сурначевой давно уже преследовали его. Вроде как женщины были очень разными – но с этой патологической неспособностью к эмпатии, которая порой доводила до беды. Что Ева делает в периоды своих исчезновений? Может, тоже рушит чьи-то жизни?..

Он никогда не говорил ей об этом, но порой она проявляла чудеса догадливости. Вот как сейчас, например, когда на нем замер взгляд льдистых глаз.

– Если тебе трудно рядом со мной, я уйду.

Ян пару секунд молчал – не чтобы помучить ее интригой, просто раздумывая над ее словами. Сравнивая. Понимая, что сходство и правда есть, он не ошибся, но есть и то, что обеспечивает принципиальные различия.

Например, то, что она пришла к нему. Или то, что Филипп Беленков оставил его в покое. Или то, что жена Беленкова утверждала, что никакие пальцы ему не резала – это Ян специально уточнил.

Изменить Еву вряд ли было возможно, но можно было подсказать ей, как помогать другим, а не тонуть в черном море абсолютного, безбрежного эгоизма.

– Нет, ты лучше, пожалуй, оставался сегодня со мной… Миру так будет безопасней.