Танцующий на воде

София бросилась в Муравейник. Я присел на корточки перед Финой, коснулся ее виска, ибо сквозь тряпицу там проступила кровь.

– Фина, что с тобой случилось?

– Не знаю. Не помню.

– Совсем ничего не помнишь?

– Совсем…

– Ладно, ладно. Не волнуйся. Пойдем-ка лучше домой.

Я устроил Финину руку на собственной шее, но тут из туннеля выскочила София.

– Кэрри в порядке. Спит, как Фина и сказала. Только Фина ее на твою кровать положила, Хайрам. И кажется, я знаю почему. – София заплакала. – Ее ограбили, Хай-рам. Деньги забрали. Сам пойди посмотри.

Мы с Финой сделали несколько шагов, и я ощутил, что ноги ей отказывают. Тогда я подхватил ее, как ребенка, сказал: «Держись» – и внес в туннель. Финина каморка была ближе от входа, чем моя, и сквозь распахнутую дверь я увидел стул, разломанный в щепки. Я не задержался, я прошел в бывшее свое жилище. Там, на койке, Каролина начала просыпаться. София взяла ее на руки, освободив место. Я уложил Фину, укутал одеялом и обернулся к Софии.

– Значит, страшное случилось?

София кивнула, по-прежнему плача.

Я шагнул в Финину каморку.

Впечатление было, что здесь орудовали топором. Койка, полочка и единственный стул были разнесены в хлам; ремонту эта убогая мебель уже не подлежала. Среди щепок валялась вещь, ради которой мерзавец и пришел – шкатулка с замочком, разрубленная надвое. Я опустился на колени, разглядел уцелевшее старье, наверно дорогое Фине – бусики, очки, две игральные карты. А денег – тех, что Фина заработала стиркой, – денег не было. Ни монетки. Кто мог совершить такое, кто лишил Фину грошей, на которые она рассчитывала купить себе смерть на свободе? Я слыхал, конечно: случается, хозяева разрешают невольникам зарабатывать, а когда накапливается мало-мальская сумма, нарушают собственное слово, присваивают деньги. Но чтобы так поступил Хауэлл? Ему же самому это невыгодно: деньги от Фины он так и так бы получил, да еще и избавился бы от хлопот, которые подразумевает содержание старухи. Вдобавок разгром в каморке указывал на человека, не имевшего других мер воздействия, кроме физической силы. Понятно: явился в туннель, крушил мебель, чуть не убил Фину кто-то из приневоленных.

Истинно, пока не потеряешь человека – не поймешь, что он незаменим. К периоду, который я описываю, в Локлессе оставалось от силы двадцать пять душ. Прежде жило в разы больше, при этом мы все были друг другу близки; теперь я знал по именам всего нескольких обитателей Улицы да еще пару-тройку человек из Муравейника. В лучшие времена каждый хозяин считал своим долгом иметь раба, сведущего в медицине; такой доктор был и у Хауэлла Уокера. Нетрудно догадаться, куда он делся – в Натчез отправился, конечно. Невольники, случись кому из них захворать, отныне не получали никакой помощи. С теплотой я вспоминал Филадельфию – дивное ощущение, что самому себе предоставлен не будешь, что непременно кто-то о тебе позаботится. Бесправие наше усугубилось. Кому я мог рассказать о грабеже, о нанесении увечий? Отцу? И как бы он отреагировал? Продал бы несколько человек не разбираясь. Где гарантия, что злодей оказался бы в числе отправленных в Натчез?

Пришлось кое-что поменять. Отныне мы, все четверо, жили в старой Фининой хижине. Там была хоть какая-то иллюзия безопасности, для меня же переезд означал только одно неудобство – более ранний утренний подъем. Зато Фина целый день находилась под Софииным присмотром. София взяла на себя всю стирку. Я помогал по воскресеньям – таскал воду и дрова, выкручивал белье. Фина оправилась примерно через неделю, но лишь физически. Сколько я помнил Фину, лицо ее никогда не выражало страха – теперь страх читался во взгляде, в складке рта – во всем. Тут-то я и задумался всерьез, а не настала ли пора исполнить обещание, данное Кессии.

* * *

Но не об одной Фине была моя тревога. От отца я узнал, что Натаниэль Уокер по-прежнему в Теннесси – его задержало некое срочное дело. Какое именно, оставалось только гадать. И я заподозрил, что до сих пор ошибался относительно Натаниэлевых намерений насчет Софии. Саму Софию, как выяснилось, глодала та же мысль.

– Ты не думал, Хайрам, что Натаниэль может забрать меня в Теннесси? – Так спросила однажды ночью София.

Мы лежали на настиле, глядя вверх, воображая звездное небо в решетке стропил. Кэрри спала между нами, а снизу доносился тоненький Финин храп.

– Думал. В последнее время, считай, только об этом и думаю.

– А знаешь, что про Теннесси говорят?

– Что?

– Будто там обычаи другие: белый мужчина может на цветной женщине жениться и никто его не осудит. Вот я и думаю: чего Натаниэль там застрял? Может, выясняет насчет законов? Может…

София замолчала, видимо подбирая слова.

– А если Натаниэль и раньше про это знал? Если он мне велел кринолин носить, шляпу и прочее, чтобы я… пообвыклась в одежде, которая для леди? Вдруг неспроста он именно в Теннесси поехал… хлопочет там… насчет меня?

– Вот, значит, чего тебе хочется – в Теннесси? – уколол я.