Вдруг зазвучал, дотянулся до меня зов, и рыхлую перину тумана, еще синеватого от последних моих фантомов, пронизало другое свечение – зеленое.
– Которой ведомо, что в глазах всех птиц напрасно расставляется сеть[40]. Мы же, Хайрам, и есть птицы, хоть и забрали нас из родимых гнезд и заковали в цепи.
Падение остановилось. Мало того, я снова летел, и Фина тоже. Без труда в плавном полете она отыскала и стиснула мою руку и крикнула:
– Что это?
Зеленое свечение приблизилось и выдохнуло:
– Переправа это, друзья. Такая, как в стародавнее время, такая, которая есть и которая пребудет.
Ну конечно. В центре зеленого облака была Гарриет с неизменным своим посохом. Свободной рукой она – Боже милостивый! – удерживала над бездной Кессию.
– Прости, Хайрам Уокер, что припозднилась чуток. Сам понимаешь – подготовиться надо было, – произнесла Гарриет.
Я онемел. Слова Гарриет казались веревкой, брошенной мне, обреченному, в последний момент. За спиной нашей спасительницы маячили в тумане делавэрские доки.
– Все будет хорошо, братишка, – сказала Кессия. – Возвращайся в Локлесс. Дальше мы сами.
Нет, на этом не кончилось. Просто усталость, навалившаяся на меня, неописуема. Я хотел бы рассказать о счастливом воссоединении, явить хоть на миг лицо Фины, для которой дочь словно восстала из мертвых. Но не могу. Я сам толком ничего не видел. Меня уже несло обратно, от одной картины прошлого к другой. Годы, события, люди – все смешалось; из тумана неоднократно вставал Микайя Блэнд, выныривала Мэри Бронсон. Хайрамы – маленький, юный, взрослый – жонглировали моим телом. Адепты свободной любви и фабричные рабы гнали его, словно мяч, мимо братьев Уайт – в настоящее, в мое настоящее.
Глава 34
Очнулся я в чужой постели, в незнакомой комнате. Как и год назад, после падения в Гус-реку, ставшую могилой для Мэйнарда, мои мышцы были налиты тяжестью. Солнечный свет сочился сквозь закрытые жалюзи. Состояние мое знакомо каждому, кто просыпался резко и внезапно, – иными словами, я плохо соображал, где я и кто я. Не вдруг, не сразу, но память восстановила события прошлой ночи, и озарением вспыхнула мысль: Фина вызволена, Фина с Кессией.
Я спустил ноги на пол. Интересно, который час? Подойти к окну, выглянуть, определить по солнцу. Это мне удалось. Я потянул за шнур, впустил свет в комнату (было ослепительное январское утро), но на обратном пути рухнул ничком и, наверно, провалялся бы долго, не явись Хокинс.
– Переправил-таки ее, братишка? – усмехнулся Хокинс, помогая мне подняться, ведя к кровати, усаживая.
Головокружение прошло, ватная слабость в ногах почти отпустила.
– Переправил, говорю, старуху? – повторил Хокинс.
Я потер глаза. Обернуться к Хокинсу всем корпусом не было сил, и я только повел задеревенелой шеей.
– Как?
– Ну, это тебе лучше знать.
– Я не про то. Как я здесь оказался?
– Подруга твоя нам сообщила. Говорит, нашла тебя возле хижины вчера утром. Прямо на земле ты валялся, в лихорадке, и бредил. Ну, она за нами в Старфолл и послала. Мы сразу поняли. Потолковали с Хауэллом. Наплели ему, будто тебя в город надо свезти, потому в городе врачи хорошие.
– Ясно.
– Бог знает, Хайрам, чего бы ты наболтал – в бреду человек за себя не отвечает. Беда выйти могла для всей ячейки нашей. Вот мы и подумали: лучше тебе здесь отлежаться. И не ошиблись. Фина пропала – это факт. Хауэлл мало о чем догадывается, да не настолько дряхл, чтоб не смекнуть. Сам прикинь, Фина исчезает – у тебя сразу лихорадка. Подозрительно ведь! Ну да мы не в курсе, мы вообще ни сном ни духом, и ты к этому побегу ни с какой стороны не причастный, Хайрам. Коррина так распорядилась, чтоб ты молчал. И ты против ее воли не пойдешь, всю ячейку не подставишь.
– Не беспокойся.
– Я-то не беспокоюсь. Отдыхай давай. Лучше станет – спускайся. Коррина внизу ждет. Сам с ней объясняться будешь.
К вечеру я почувствовал себя вполне сносно. Оделся и спустился в салон гостиницы. В дальнем углу, за столом, трое агентов смаковали эль. Коррина, густо напудренная и одетая в лучших традициях Старой Виргинии, смеялась какой-то шутке бармена, чуть помахивая ридикюлем. Несколько секунд я наблюдал за Корриной с нижней ступени, недоумевал: какое этой женщине дело до противоречий между Виргинией и Севером? Какие силы подвигли ее – богатую наследницу, красавицу, леди – поставить на карту все, абсолютно все? С ума сойти: прямо в Старфолле, в этом сердце рабовладения, Коррина организовала аболиционистский штаб! Еще раз оглядел я просторную комнату, еще раз подивился продуманности системы.
Коррина между тем заметила меня. Веселость ее улетучилась. Кивком она указала на столик возле камина: дескать, присядем, Хайрам. Я шагнул с лестницы, пересек помещение; пока выдвигал для нас стулья, Коррина успела произнести:
– Значит, тебе все же удалось.
Я не ответил.
– Молчишь? Молчи, если тебе так удобнее. Про тебя мы давно знаем. Еще со времен твоей бабки, Санти Бесс, известно, что подобные перемещения возможны. Информация из первых рук – от Хокинса.
– Не удалось мне, – выдавил я. – Не так все пошло, как я рассчитывал.