Танцы мертвых волков

— Кисель — это, видимо, верх вашего гостеприимства, — усмехнулась Земельцева. — Сомневаюсь, что в такой квартире он водится.

— Зря сомневаетесь, — отбила я усмешку, — держу специально для малоимущих гостей, дабы не комплексовали.

— А вы хамка…

— А вы — нет?

Земельцева снова улыбнулась, и от этого стала еще менее симпатичной. Я с легкой брезгливостью оглядела ее с головы до ног.

Сегодня Лариса была без формы, но это ее совершенно не украсило. Весь облик следовательницы вполне соответствовал понятию "синий чулок". Не знаю почему, но я вдруг отчетливо поняла — она одинока. И дело даже не в ее сексуальных пристрастиях. Думаю, у Земельцевой давно умерли родители. Возможно, она жила с мамой, и теперь осталась одна в старой хрущевке, такой же неухоженной и необустроенной, как сама Лариса. В ванной течет кран, подтекает бачок унитаза, в кухне из стены вываливается розетка, а о прорванный линолеум со стершимся рисунком она спотыкается ежедневно, когда по утрам ставит чашку с остатками растворимого кофе в раковину. В трехрожковой люстре одна лампочка не горит, и ее некому сменить, по углам висит бахрома паутины, а ободранная дверь закрывается только на один хлипкий замок, потому что от второго ключи давно потеряны. На какой то миг я стала понимать ее лучше, но симпатии к этой худой женщине, пахнущей потом и чем-то тошнотворно сладким, так и не возникло. Более того, я почувствовала, как зачесались ладони, к щекам прилила кровь. В голове же запульсировало стойкое желание выгнать гостью на улицу.

— Юлия Владимировна, чем вы руководствовались, дав это интервью? — Земельцева вынула из портфеля смятую газету и, как она думала, эффектно швырнула ее на журнальный столик. Газета, скользнув по гладкой поверхности, сбила маленькую стеклянную фигурку не то крысы, не то мангуста. Фигурка упала на пол и прощально звякнула. Я перевела взгляд на пол. У крысы-мангуста отвалился хвост. Земельцева покраснела.

— Простите, — с трудом процедила она.

— О, не стоит беспокойства, — улыбнулась я. — Это всего лишь сто десять долларов…

Земельцеву перекосило, за чем я наблюдала с искренним удовольствием. Фигурку я купила в супермаркете за сорок рублей, но выглядела она эффектно, так что в мое вранье следователь поверила безоговорочно.

— Я заплачу вам, — невнятно прошелестела она.

— Ну что вы… такая мелочь, право слово… У меня если что, есть и богемский хрусталь… Хотите туда пошвырять газетами?

Земельцева стиснула зубы. Я ухмыльнулась и встала.

— Чувствую, что разговор у нас будет долгим. Пойду, поставлю чайник…

Осторожно подняв фигурку, я отнесла ее в кухню и выбросила в мусорное ведро. Жаль, конечно, одинаковых крыс-мангустов там не было, я выбирала самого симпатичного. Вначале, я хотела сварить кофе, но потом передумала. Перебьется. Чаю попьет, из пакетика. Она и воды из под крана пока не заслужила.

К моему приходу Земельцева успокоилась и освоилась. Я застала ее у стеклянного стеллажа, где стояли семейные фото, кои Лариса разглядывала с нескрываемым интересом. Ну, еще бы… Валера увлекается фотографией, а я всегда под рукой… Иногда не совсем одетая…

— По поводу этой статьи… — напомнила мне Лариса, села на диван рядом и, отхлебнув из чашки с шумом деревенской бабы, обожглась и поморщилась.

— Я не давала этого интервью.

— Но здесь написано…

— Мало ли что здесь написано… Миронов действительно приходил ко мне, мы беседовали, а затем явился Сахно. То, на чем он основал свою статью — мои личные домыслы и заметки на листке бумаги. Но я с ним ими не делилась. Свою версию я расписала в виде схемы на листке бумаги, бумагу выбросила, а он стащил ее из мусорной корзины.

— Что-то не верится, — презрительно усмехнулась Земельцева.

— Так проверьте. Сахно всегда страхуется и пишет все беседы, потому что из двенадцати месяцев восемь проводит в судах. Пусть предъявит вам мое интервью, если сможет. А это вряд ли, потому что все, что у Вити есть — исчерканная бумажка.

— Зачем же вы чертили эту схему?

— А это противозаконно? За мысли у нас вроде бы только при Сталине карали. Откуда я могла предположить, что он начнет копаться в мусоре?

— Откуда тогда взялись одиннадцать трупов? — сощурилась Лариса.

— Понятия не имею. Хотя… Я черкалась на макете полосы, а это была, дайте вспомнить… ну да, психология, а значит одиннадцатая полоса. В верхнем углу я еще раньше написала "одиннадцать", обвела кружком и поставила три восклицательных знака.

— Зачем?

— Затем, что полоса спорная. На ней должна быть реклама, а ее так и не принесли. Вот я и поставила себе такую напоминалку. Обычный рабочий момент… Еще чаю? Вы плохо выглядите, Лариса.

— Да, — со странной интонацией в голосе ответила Земельцева. — Давление, знаете ли… наверное, дождь будет. Если вас не затруднит, добавьте в чай ложку коньяка, иначе я боюсь, не дойду до дома…

— У меня нет спиртного в доме, — улыбнулась я, как вежливая барракуда. — Мы с мужем не пьем… Так вам еще чаю?