Танцы минус (СИ)

Интересно, что там сейчас творится, в нашей кино-богадельне? Пьют за упокой моей безвинной души? Потом перед ребятами придется долго извиняться. Но уверена, они поймут, киношники ведь…

Пока я в душе, Егор звонит «работодателю» и сообщает о том, что «дело сделано». Основной рефрен их беседы таков: «Бабки гони». Я бы на месте этого типа Егора тупо кинула. Найти его нельзя — поди определи кто именно звонил с этого номера. А раз нельзя найти, то и… Но парень, видно, то ли глупый, то ли честный. В итоге встреча для окончательной расплаты оговорена и назначена.

Егор отбывает на нее в сопровождении местных ментов, а в морге появляется очередной «скорбящий». Забавно, но начинает Иван приблизительно с того же: пытается приникнуть устами к моей уже отмытой от «крови» груди. Но я, наученная прежним опытом, настороже, и его демарш не проходит.

— Ну, Маш!

И почему на дворе не матриархат? Завела бы себе сразу двоих мужей. Одного — чтобы гадости говорил и по физиономии бил, второго — чтобы все время налево ходил… А лучше, чтобы как в сказке — троих. «Старший — умный был детина, средний — был и так, и сяк, младший — вовсе был дурак». На две последние позиции претенденты имеются. Найти бы кого-нибудь на вакантную первую…

А еще лучше разобраться с собой. Сегодня я чуть ли не впервые устояла против сексуального гипноза, в который я впадаю, стоит Егору до меня дотронуться. Причем слово «устояла» в общем-то неверно отражает мои эмоции. Как-то особо «устаивать» не пришлось. Он хотел меня поцеловать, я же испытала лишь раздражение… Хорошо это? Или плохо? Раньше то, чем мы занимались в постели (и не только) было для меня чем-то совершенно волшебным, фееричным. Это было для меня счастьем. В последнее же время каждый раз после «этого» я либо получаю по морде, либо терзаюсь такими угрызениями совести по поводу собственной несдержанности и глупости, что лучше б по морде дали. И это, видимо, не могло не сказаться на моих реакциях на мужа… Любовь умирает. Умирает прямо на глазах, и поделать ничего не удается. Наверно то же самое испытывает совестливый врач, стоя над кроватью безнадежного больного. Человек еще жив, но тает, уходит, утекает, как вода сквозь пальцы, а ты вроде и делаешь, все, что можешь, а ничего не получается…

* * *

С Яблонским я коротаю время в морге почти до самого утра. Он (молодец какой!) не забыл привезти мне кое-что из одежды. Так что, по крайней мере, удается сменить халатик, неожиданно оказавшийся таким эротичным, на джинсы и футболку. Сидим, болтаем. Пожалуй, в первый раз так долго. Вроде и ни о чем, но мне с ним… не скучно. Ладно, если уж быть честной с самой собой — просто интересно. Его рассуждения о жизни и людях глубоки и неожиданны. Он знает очень много не только о мире кино, но и о множестве других вещей. Наконец, он любит посмеяться сам и умеет рассмешить других… А еще я понимаю, что если бы вместо Егора я два года назад вышла замуж за Ивана Яблонского, мне бы и в голову не пришло скрывать от него и саму себя, и тем более моего отца. Они бы как раз могли бы стать настоящими друзьями…

Одергиваю себя: если бы не наркотики… О них Иван, кстати, заговаривает сам. Начинает интересоваться, давно ли мой отец подсел, лечился ли, пытался ли бросить. Мне со стыдом приходится признать, что я ничего о его тайной страсти не знала, а значит никак ему не помогла.

— Не казни себя. Я в случае с Риткой все знал, все видел, но тоже никак и ничем не смог помочь. Хоть и делал все, что в принципе возможно. Поверишь, даже приковывал ее к батарее дома и в самые жесткие клиники, скрепя сердце, сдавал. Выходила из них, вроде, нормальная. Но только мне начинало казаться, что все позади…

Машет рукой обреченно и отворачивается. Спрашиваю тихонько, испытывая что-то вроде робости — такое у него лицо, что просто больно смотреть.

— Тяжело было?

— Даже не представляешь себе как. И слава богу, что не представляешь. В один из светлых моментов вдруг задумала родить ребенка. Я, идиот, повелся — уж очень хотел, да и надеялся, что это ее вытащит.

— И что?

— Да ничего хорошего, Маш. Прожил он, вернее она — девочка была, после рождения неделю. И все. Умерла. Врач сказал — из-за наркотиков. Оказалось, Ритка и беременная с них не слезала. Естественно, тайком от меня…

Прячу лицо в руках. Действительно страшно. И смотреть на него, и невольно представлять, каково ему было тогда… А еще я думаю — это лишнее подтверждение тому, что не виноват Иван в смерти отца и в распространении наркотиков. Не может человек, переживший подобное, продолжать торговать этим адским зельем… Ну никак не может! Не верю!

* * *

Егор, который появляется в морге только под утро, спокоен и горд, из чего я заключаю, что все прошло удачно. Враг пленен и повержен. А мой бывший муж — весь в белом и на боевом коне.

Рассказывает о том, как лихо была проведена операция. О том, что задержанный уже дал первые показания. Моим «черным человеком» оказывается совершенно незнакомый мне парень из операторской команды. Ничего не понимаю — чем я ему-то насолила?