Венеция. Холодно. Боже, храни карнавал!Февраль зазывалой на ярмарке маски развесил.Веселье оплачено — смейтесь! Но город мне тесен,Он ждал не меня — и зимы он, похоже, не ждал.Я пью его воду — в ней грязная пена толпы,Объедками брошенных мыслей забиты каналы.Вдыхаю зависшую в воздухе взвесь карнавалаИ роли немого статиста прошу у судьбы.Глотатели шпаг и факиры сродни голубям,Им площадь Сан Марко — тарелка для манны небесной,Пажи у подола своей престарелой невестыДобавят на щеки румяна и блестки к теням.С открытым лицом, неприличен, у всех на виду,От горя взахлеб хохочу на перилах Риальто,Хромым акробатом душа крутит фляги и сальто…Я жду не тебя. А себя и подавно не жду.
Тридцать
— Ну что, подруга, тридцать? Вот те раз,Как незаметно время пролетело!А я смеюсь, подкрашивая глаз,И в джинсы упаковываю тело.— Ты стала старше, может быть, мудрей,Раздвинула пошире горизонты…Я улыбаюсь, стоя у дверей,И в сумочку запихиваю зонтик.— Ты слышала про кризис тридцати?Не верь ты в этот бред, побойся бога!А мне смешно по улице идтиИ громко петь романсы по дороге.— Позволь поздравить, пожелать любви,За твой успех поднимем мы стаканы…А доченьке в апреле будет три,И муж, похоже, любит, как ни странно.И я скажу, когда придет чередПроизносить приветственные тосты:— Да к черту тридцать! Слушайте, народ,Вот стукнет сто — вы приходите в гости!
Банальное
Грохот железной дороги, ведущей отсюда и вниз.Так попадают в рай — тебе ли об этом не знать…Зачем же вместо перрона шагаешь на старый карниз?Ты утром выбросил крылья, вконец разучившись летать.Который год — тридцать три, но нет своего креста(Не то, чтобы ты хотел — просто так повелось).Видать, твой Иуда пьян, грудная клетка пуста,И даже пуля в висок упорно летит насквозь.В улитку свернулись дни, кусая себя за хвост.Неужто опять зима? Она же была вчера.…А ты себя хоронить идешь на старый погост,Почти наплевав на боль в районе седьмого ребра.