Рома не сразу стал тем Романом Костомаровым, которого мы сейчас знаем. Прекрасный муж, отец, замечательный человек и друг, к тому же он верующий, соблюдает посты. На тот период времени я знал Рому шапочно. Поясню. Как-то мы с Таней и Колей выиграли небольшой турнир в Австрии, а пара из России Давыдова – Костомаров стала второй. Катя Давыдова с Романом на тот момент были чемпионами мира среди юниоров, но проиграли моей паре. Рома, видимо, расстроился и решил помянуть неудачное для него место со своим закадычным другом Вахтангом Мурванидзе (в просторечии Вахо). Пили они крепко, всю ночь. Вахо тоже выступил неудачно, так что горе спортсменов было огромным, и они заглушали его алкоголем.
Под утро к Роме пришло осознание того факта, что он находится в чуждой ему Австрии, и, не раздумывая, он принялся крушить басурманскую сантехнику: унитаз, раковину.
Под утро к Роме пришло осознание того факта, что он находится в чуждой ему Австрии, и, не раздумывая, он принялся крушить басурманскую сантехнику: унитаз, раковину.
Дверь тоже ему пришлась не по вкусу, он ее пробил мощным ударом кулака российского танцора. В это время мы с Таней мирно спали в своем номере. Утром позавтракали и пошли на каток посмотреть на соревнования в других дисциплинах. Боюсь напутать, но, кажется, это были девушки или юноши с произвольной программой. Зрителей было немного, и само катание спортсменов было довольно унылым. И тут… появляются Рома и Вахо. Словно солнышко пробилось сквозь хмурые тучи. Ребята радовались и громко смеялись над любым пустяком, а то и просто без повода. Кошачьей мягкой походкой они добрались до трибун и уселись на два ряда ниже нас, пытаясь сосредоточиться на том, что происходило на льду. На катке было достаточно холодно, и ребята решили закурить. Прямо под ними сидели австрийцы в национальных тирольских шляпах с торчащими из них перьями. Ребята же в силу своей высокой культуры не могли стряхивать пепел на пол ледового дворца, они аккуратно стряхивали пепел австрийцам в шляпы. Несмотря на игривое настроение спортсменов, никто не осмеливался делать им замечания, словно чувствуя, что добром это не кончится. Вскоре все мы пошли домой. Вечером к нам в номер постучал Костомаров, я открыл дверь. Он зашел и стал бормотать: «Саша, вы не одолжите мне тысячу евро до Москвы, ну очень нужно. Вы не переживайте, я отдам». Я вспомнил его поведение на катке, и мне не очень захотелось давать ему в долг, но, учитывая выражение его глаз, я пошел искать банкомат. Было воскресенье, и банкомат выдавал максимально 300 евро. Я попросил своего друга из израильской федерации Бориса Чейта помочь с этим вопросом, ему тоже удалось снять 300 евро. В итоге я дал Роме 600 евро и объяснил ситуацию. Деньги ему были нужны для покрытия ремонтных работ в уничтоженном номере отеля. Денег не хватало, и оставшуюся сумму доплачивала федерация, руководил ею тогда Валентин Писеев – человек очень жесткий, но справедливый. По возвращении в Москву Рому отлучили от фигурного катания на год! Очень сурово, но, как показало время, не зря. Думаю, за год без соревнований Рома многое переосмыслил и так больше не куролесил. Деньги он сразу отдал. И, нужно сказать, потом в наших долгих отношениях тренера и ученика он ни разу не подвел меня в финансовых вопросах. Очень порядочный человек.
Так вот, Рома катался с Таней в группе Линичук, я бил баклуши, потихоньку сходя с ума от безделья. Тане очень нравилось кататься с Ромой, но характеры у обоих были чемпионские, и ругались они частенько. Еще Тане нравилось тренироваться у меня.
Для меня важно, чтобы спортсмену было удобно, чтобы он получал удовольствие от тяжелого процесса тренировок. Когда это начинает получаться, между тренером и учеником происходит химия.
А для меня важно, чтобы спортсмену было удобно, чтобы он получал удовольствие от тяжелого процесса тренировок. Когда это начинает получаться, между тренером и учеником происходит химия, и спортсмен летит на тренировку с радостью. В один из вечеров Таня пришла с тренировки в возбужденном состоянии, при этом ее глаза сияли. Я спросил: «Что случилось? Ты почему такая счастливая?» Таня радостно произнесла: «Я спросила Наталью Владимировну (Линичук), не разрешит ли она, чтобы ты позанимался с нами обязательными танцами, и она дала добро, так что завтра начинаем». Я был очень рад такой возможности, потому что очень соскучился по работе.