поворачиваясь, высовывая язычок. Джаред игнорирует мой
флирт, и мне даже слегка обидно…
Но, когда мы возвращаемся, чтобы вернуть Ангела на место,
мой тигр снова срывается с цепи. И его не остановить.
— Ты сама напросилась, Мэл, — Джаред прижимает мои
раскрытые ладони к ближайшему широкому деревянному
столбу, заставляя прогнуться в пояснице. Сильно. Кусаю губы,
чувствуя как сердце переходит на бег. Низ живота сводит от
желания.
Да. Именно этого я и хочу, Джаред. Чтобы ты снова
исполнил свое обещание. Оттрахал меня прямо здесь, в
конюшне.
— О да, melegim. Ты снова для меня готова, ненасытная
малышка, — и это правда. Джареду даже не нужно проверять
меня пальцами. Он просто быстро отодвигает ткань моего
белья, раздвигает ягодицы, и резким толчком проникает
внутрь. Трахает у столба, четкими, короткими и быстрыми
движениями. Болезненными, но приятными. Скоро всю меня
изранит, реально встать не смогу. Но сейчас, мне так хорошо…
— Да, Джаред. Так глубоко, — шепчу я, впуская его снова и
снова. Через несколько минут мои ноги дрожат, платье помято,
скомкано, а на губах застывает еще более одержимая улыбка. У
Джареда на лице такая же. Мы озабоченные. Точно.
— Какая же ты красивая девочка. Пока, Ангел, — прощаюсь
с кобылой. Даже как-то неловко, теперь смотреть ей в глаза, и
всем остальным лошадкам. Ох… нехорошо получилось. Но
Джаред только смеется, поглядывая на то, как я виновато
покусываю губы.
— Мэл, вам не нужно прощаться. Она твоя.
— Что?
— Тебе же она нравится. Я хочу, чтобы она была твоей.
Будешь учиться ездить верхом. Или просто навещать ее и
гладить. Она твоя, — повторяет Джаред.
Я думала, что шире улыбнуться уже просто невозможно… я
визжу от счастья, сжимая ладони вместе. Подпрыгиваю, не в
силах сдержать детской радости.
— Конечно хочу, Джаред! — кидаюсь к нему на шею,
покрываю лицо хаотичными и дикими поцелуями.
Вот так… какие там танцы на стеклах… вся обида исчезла из
моей глупой и наивной головы.
На сегодняшний день сюрпризы не заканчиваются. Мы
ужинаем в одном из ресторанов Асада, где мне приходится
закутаться в абайю. Я уже начала привыкать к ней. Даже
здорово, что никто на меня не пялится, кроме Джареда.
Потому что я правда хочу, чтобы меня рассматривал только он.
Что-то в этом есть — всецело принадлежать только одному
мужчине, а другим даже свое тело не показывать…
После ужина мы меняем машину на огромный внедорожник,
и направляемся в пустыню под одну из моих любимых песен. У
меня уже скулы сводит от улыбки. Душа поет, сердце
переходит на бег, когда мы мчимся к пустыне, и вот там-то и
начинается настоящий экстрим.
Джаред снова заставляет меня кричать. Визжать, умолять его
остановиться. Скорость езды по сыпучим пескам –
сумасшедшая! Джаред мастерски выруливает на барханах, а я
трясусь от каждого подлета на гребне холма из песка. Я кричу
ему, чтобы он перестал и немедленно остановился, но на
самом деле это так круто, что нет слов. Не хочу, чтобы он
останавливался. Адреналин превращает кровь в пламя, я вновь
схожу с ума от переизбытка эмоций. Разных. Это сладкая смесь
выброса адреналина и страха, чувства защищенности и полного
доверия ему, Джареду.
Наконец, этот безумец останавливает машину в пустыне. Мы
совершенно одни, среди золотого песка, словно последние
люди на земле.
Успели, как раз к закату… становится холодно, Джаред
кутает меня в свой бомбер, предварительно достав его из
багажника. Надпись YЕLE на толстовке действует на меня
странно, пробуждая воспоминания о прошлой жизни… и я
немного замыкаюсь в себе, когда мы сидим на песке. Я у него
на коленках, смотрю на утопающее в песчаных холмах солнце,
чувствуя его горячие губы, прижатые к щеке.
— Мэл, почему ты никогда не снимаешь эту вещь? Я заметил
ее еще тогда, когда мы учились, — сначала я не поняла, о чем
говорит Джаред. Но его взор был направлен на мои ключицы
— кажется, он говорил о моем кулоне.
— Мне папа подарил этот кулон, и я его никогда не снимаю.
— И нет никаких исключений?
— Нет, а почему ты спрашиваешь? — пожимаю плечами,
вглядываясь в его напряженные черты.
— Я хочу, чтобы ты носила мой подарок, melegim, — Джаред
перекидывает мои волосы на одно плечо, и застегивает на
затылке цепочку. Опускаю голову, зажимаю между пальцами
маленький, аккуратный кулон — Эйфелеву башню,
инструктированную голубыми камушками. Такая красивая и
хрупкая. Не помпезная и пафосная, выбранная его
ассистентками и слугами, слишком личная. Я чувствую, что он
сам, лично, выбрал и купил ее для меня.
Здесь даже слов не надо.
Воспоминания о Париже давят на грудь, одновременно
сладкие, и тяжелые…
Тогда еще не было этих «но», этих страшных и кошмарных
для меня сцен между нами. Но почему именно сейчас мои
чувства кажутся мне еще сильнее, и это после всего того, что я
перенесла? Наверное, я и правда сумасшедшая.
— Джаред, это безумно красиво… ты меня завалил
подарками. Никто не делал для меня таких подарков.
— Никто и не причинял тебе столько боли, Мэл, — в
серебристых глазах Джареда я прочла столько всего… словно
он опять хочет что-то рассказать мне, но не смеет. Хочет быть
более нежным, более откровенным, хочет в чем-то признаться,
но не может себе этого позволить.