— У меня там зелье для восстановления сил в баклажке. Я его вывела перед твоим приходом ко мне и наварила на роту солдат, человек на десять хватит. Блин. Как пятой чакрой чувствовала, — Милада засмеялась сама над собой.
— Угу. Теперь самая большая проблема до него дотянуться. Я туда не полезу, не смотри даже на меня. Мне ползти дольше. На полпути засну. И то, если смогу сделать хотя бы один ползок, — Леся хихикнула, — Вот видишь, уже заговариваюсь.
— Да уж, — Милада согнулась пополам, находя что-то смешное в сложившемся положении.
— И чего ты смеешься?
— Да ситуация глупая, — сказала Милада, — чуть-чуть поднапрячься и все будет и силы, и ночевать здесь не придется, мало ли что в этом лесу еще водится, не зря запретными местами называют. А мы так и останемся здесь спать. Если не поднимем задницы и не достанем из моей сумки волшебный эликсир.
— Ты только что попыталась до меня достучаться. Дома никого нет и мне все равно, что будет происходить. Я хочу спать, — Леся зевнула и отключилась.
— Да уж. Хочешь, не хочешь, а теперь спасать этих троих придется самой, — пробормотала Милада, — ценой неимоверных усилий. А чтобы они эти самые усилия оценили, придется для начала привести их всех в чувство, а потом устроить концерт.
Травница мысленно собралась с силами. Представила себе, что она великомученица, видать, скоро ее должны канонизировать и, стиснув зубы, чтоб не сильно громко лязгали от слабости, поползла. К концу маленького импровизированного путешествия Милада обессилела на столько, что руки тряслись, а ноги не повиновались.
— Блин, всегда так… На самом интересном месте, очередной облом. — Всего-то и нужно было, что дотянуться до сумки и вытащить объемную баклажку с зельем… Руки тряслись. Милада не могла даже подняться на них. От усилий выступили слезы. Они застилали глаза, так, что рассмотреть что-либо вокруг не было возможности. Травница уткнулась носом в землю, размеренно дыша, набираясь сил.
— Всего чуть-чуть, — шептала она себе, — осталось совсем чуть-чуть. Потом все забудется, как страшный сон. И больше не будет бессилья и этой дурацкой слабости.
Жизнь, как всегда была к ней не справедлива. Милада перестала чувствовать ноги. Травница пыталась пошевелить ими, но ничего не выходило. Обхватив дерево, как спасательный круг, девушка попыталась подтянуть непослушное тело.
— Ну, чуть-чуть, Боги, какие бы вы не были, помогите нам чуть-чуть. Тут пара ладоней до нее, — слезы катились по грязному лицу, хотелось выть в голос от безысходности. Но Милада прекрасно понимала, что на вой уйдут последние силы и они все заснут. И никто не даст гарантий, что проснутся.
— Повою потом, — обещала она себе, прикусив нижнюю губу, — обязательно повою. И поскандалю, обязательно. Побью посуду. Вытреплю все нервы, только бы… дотянуться.
Милада подтянула корпус буквально на пол-ладони и упала.
— Уже лучше, — продолжала уговаривать себя девушка, — кто-то должен быть сильным, кто-то должен им помочь. Они не дали мне умереть. И я не должна расслабляться.
Рывок. Расстояние не сократилось.
— Нужно передохнуть и снова браться за дело, — бормотала она. — Самое лучшее в этом случае — лежать без дела месяца два. Хотя через два месяца могут и пролежни появиться. Нет, лежачий отдых нам не поможет.
Рывок. Слезы. Рывок. Слезы…
Когда руки дотянулись до застежки на сумке, упорная травница ощутила ни с чем несравнимую радость от того, что не сдавалась. Нащупав приятную тяжесть баклажки, она радовалась так, как, наверное, не доводилось ни разу жизни. Выдирая пробку зубами, она чувствовала себя самой счастливой в жизни. А уж когда сделала первый живительный глоток, счастье засияло озаренное надеждой.
— Теперь все будет хорошо, — говорила она себе, — чувствуя, как острыми иголками покалывает конечности, к которым начала возвращаться чувствительность.
Милада выполнила свое обещание и закатила огромное представление, в лицах и красках рассказывая приходящим в себя страдальцам о том, что ей довелось пережить, чтобы их спасти. Должного действия это не возымело. Конечно, отвар, которым Милада отпаивала друзей, помог. Силы друзья восстановили быстро. Но у Владимира ныла разодранная спина, Атан пытался справиться с военным маршем в голове, а обожженные ладони Леси отзывались нестерпимой болью на каждое движение.
— Вот, — возмущалась Милада, сверкая фиолетовым синяком на лбу, — теперь опять мне всех вас лечить! Травмированные вы мои.
Она полезла в сумку, для того чтобы в очередной раз извлечь на свет чудодейственное снадобье, снимающее боль. Владимиру намазали спину, Лесе — руки; тщательно забинтовали. А Атан остался со своей головной болью. Как сказала Милада, на этот случай она ничего не прихватила.
— Времени, чтоб собраться, ты нам не дал. Так что винить некого. Сам виноват, — что успела, то взяла! — оправдывалась травница, хотя Атан ни слова против не сказал.