- Слушается, - ответила женщина. – Кровь мы ему почистили, как токсикологи велели, ел сегодня два раза, в ванную его Артур отвёл, побрил. Он всё, что ему говорят, выполняет, а потом просто замирает. И смотрит в никуда. Скажешь сесть – сидит, скажешь лечь – ляжет. Телевизор мы ему принесли в палату – ну тот, маленький, Артур его починил… Вроде бы смотрит с интересом, но когда спрашиваем – нравится передача или нет, оставить или переключить канал – снова замирает. Даже в туалет не идёт без приказа… Да что ж это такое, кошмар просто…
- Это какое-то зелье? – спросила Шаманка.
- Нет, - покачал головой Емельянов. – Боюсь, что это последствия жесточайшего тотального контроля. Когда за любое самостоятельное действие следовало немедленное и жестокое наказание. Судя по оставшимся следам… простите, не могу не употребить это слово… несчастного дрессировали не один год.
- Не поняла… - удивилась Шаманка. – Что-то типа садо-мазо?
- Если ты имеешь в виду БДСМ – то нет, - отозвался Макс. – При все кажущейся кошмарности БДСМ – дело сугубо добровольное и безопасное для «нижнего». А такое… Здесь добровольностью и не пахнет. Если Алексей Евгеньевич не ошибается – а я думаю, что он прав, тот это человек оказался в полной власти другого достаточно давно. Возможно, ещё в подростковом возрасте, не успев окончательно сформироваться, как личность. И «контролёр» хотел не партнёра по постельным игрищам получить – он желал живую, послушную, абсолютно покорную куклу, которая без разрешения хозяина разве что дышит. И он получил, что хотел, а когда кукла ему надоела – просто грамотно слил её нам в полной уверенности, что ничегошеньки несчастный нам не скажет.
- Ой, как я надеюсь, - мечтательно протянула Шаманка, - что когда мы наконец вычислим эту тварь, он окажет сопротивление при аресте… Ой, как надеюсь…
Макс только вздохнул в ответ, а Рикардо, выслушав этот познавательный диалог, тихо спросил:
- Можно, я всё-таки войду?
- Простите, ради Бога, - вздохнул Емельянов, - мы тут разболтались не ко времени…
- Ко времени, - ответил Рикардо, - всегда лучше знать правду.
Доктор лишь головой покачал, и все четверо вошли в небольшую палату. Внутри было довольно уютно – приятного желтоватого цвета обои с мелкими цветами, окно с широким подоконником, правда без форточки, но с нежно-голубыми лёгкими занавесками, небольшой столик, стул, кровать и тумбочка, на которую сейчас был водружён маленький телевизор, по которому сейчас шёл какой-то фильм про животных.
На кровати сидел худой парень… нет, пожалуй, мужчина неопределённого возраста. Ему могло быть лет тридцать, а могло – и все сорок. Персонал больницы действительно постарался – чёрные волосы мужчины, из-за многочисленных седых прядей выглядевшие какими-то пегими, были тщательно вымыты, худое лицо с нездорового желтовато-серого цвета кожей аккуратно выбрито, мягкая полосатая пижама была почти новой, но… Лицо мужчины ничего не выражало, оно было как чистый лист… и красивые, ярко-синие глаза смотрелись тусклыми стекляшками. Однако, сходство с Рикардо действительно просто било в глаза.
Мужчина повернул голову в сторону вошедших и замер, словно ожидая приказа. Он не шевелился и, кажется, даже не дышал, но лицо его по-прежнему оставалось каменно-спокойным - словно у индейского вождя. А глаза словно смотрели сквозь вошедших.
- Доктор, можно я спрошу его… - вырвалось у потрясённого Рикардо.
- Попробуйте, голубчик, - вздохнул Емельянов. – Сами видите, что у нас тут за конструкция…
Рикардо подошёл к мужчине поближе и тихо сказал:
- Серджио!
Никакой реакции. Но Рикардо явно был не из тех, кто так просто сдаётся.
- Серджио! – повторил он громче и добавил несколько слов по-итальянски.
Максу показалось, или в лице мужчины что-то дрогнуло?
Рикардо же показал на постель и спросил по-итальянски явно что-то вроде: можно, я сяду рядом?
Вновь в глазах мужчины что-то промелькнуло, и Рикардо, приняв это за согласие, уселся на постель и заговорил – сначала по-итальянски, потом по-русски:
- Серджио, ты знаешь, у меня есть любимая колыбельная песня… Я пел её твоему папе Джаннино, когда он был маленьким… а он сказал, что обязательно споёт её своим детям… Хочешь послушать?
На этот раз ответом Рикардо был еле заметный поворот головы. И Рикардо запел…
Ninna nanna ninna oh
questo amore a chi lo do
Lo do a te finché
vivrò solo te io amerò
Ninna nanna ninna oh
questo amore a chi lo do
Lo do a te finché
vivrò e a nessun altro lo darò
Lo darò alla tua dolcezza
quando tu mi parlerai
Ad ogni bacio ogni carezza
che tu mi regalerai
Lo darò ai tuoi desideri
quando a te mi stringerai
Lo darò a tutti i tuoi sogni
che con me dividerai…
Неожиданно мужчина… неужели и вправду Серджио? Неожиданно Серджио закивал в такт пению Рикардо и даже попытался издать какой-то звук… Закономерно, у него получилось только шипение, и Рикардо побледнел.
«Вот мы идиоты! – пронеслось в голове у Шаманки. – Не предупредили человека, что у парня и с речью проблемы…»
Рикардо побледнел, но петь не перестал:
Ninna nanna ninna oh
questo amore a chi lo do
Lo do a te finché
vivrò solo te io amerò
Ninna nanna ninna oh