Танцы с королями. Дилогия

— Мадам де Помпадур обладает той редкой красотой, которая может проявиться лишь на счастливом лице. Она любит всех — своих друзей, врагов, ужасно скупых и ленивых родственников — типичных буржуа, своих зверюшек, но больше всего — короля. Не будет преувеличением сказать, что мадам де Помпадур боготворит даже землю, по которой он ступает. Даже королева и та испытывает к ней искреннюю симпатию, потому что Помпадур относится к ней с неизменным радушием и оказывает все знаки почтительности вместо того, чтобы отодвинуть ее на задний план, как это делали другие фаворитки. Ренетта даже уговорила короля заплатить карточные долги жены, которые обычно вызывали у него крайнее раздражение.

— Ну что ж, похоже, что из милого, прелестного ребенка выросла очаровательная женщина.

— Совершенно верно. К несчастью, на ее горизонте появилось облачко.

— И что же или кто же ей угрожает?

— Ее здоровье оставляет желать лучшего. Она похожа на куколку не только своим красивым личиком, но и хрупким телосложением. Всему двору известно, что король истощает ее пылкими и безмерными ласками. — Габриэла доверительно понизила голос, хотя в цветнике, где выращивали розы, кроме нее и Жасмин никого не было. — Поговаривают, что она уже не в состоянии удовлетворить его как женщина…

Жасмин задумчиво сорвала едва начавший распускаться розовый бутон и вдохнула его аромат. Она размышляла о том, какое удовольствие доставляет придворным смаковать сплетни с подробностями интимной жизни их повелителей. Можно было лишь догадываться, как Людовик, по своей природе робкий и стеснительный, ненавидит столь бесцеремонное вторжение в сферу его чувств и переживаний. Неудивительно, что он не доверял никому, даже собственным министрам. Фредерик рассказал, как совсем недавно король в обход Совета министров заключал договоры с другими государствами и решал иные важные дела, не советуясь ни с кем.

— Мне очень жаль бедную Ренетту, — тихо произнесла Жасмин, и в этот момент вся ее симпатия была искренне на стороне молодой женщины, не способной дать удовлетворение любимому мужчине, тем более, что она так обожает короля.

— И он в ней души не чает. — Габриэла томно, романтически вздохнула. Затем взяла розовый бутон из рук хозяйки замка и вставила себе за ленту шляпки. — Помпадур очень не повезло: нелегко быть любовницей такого пылкого и ненасытного в постели человека. Он — настоящий Бурбон, а у них у всех страсть просто кипит в крови!

Жасмин подумала, что, возможно, в отношении Людовика это и справедливо, но в отношении других членов его семьи не совсем верно. Из семи оставшихся в живых детей женился лишь дофин, а шесть дочерей, казалось, были больше влюблены в сам Версаль, нежели в какого-нибудь кавалера. Разумеется, Людовика это не устраивало, ибо, по словам Габриэлы, он вовсе не горел желанием срочно выдать их замуж. Вероятно, ему пришлось быть свидетелем слишком многих катастрофически неудачных браков между членами различных королевских семей, и он не хотел подобной участи для дочерей.

Вернувшись в Версаль, Габриэла стала регулярно посылать письма в замок Вальверде и держала Жасмин в курсе событий, происходивших при дворе. Эти письма оказали на нее огромное воздействие. С необычайной остротой ощутила Жасмин свое одиночество и оторванность от светской жизни с изысканными удовольствиями, и ее неудержимо потянуло назад, в Версаль. Ей хотелось вознаградить себя за бесцельно потерянные годы. Жасмин поразило то, что такая метаморфоза в её чувствах произошла именно теперь, на закате жизни. Ей казалось, что груз ссылки тяжелее сказался на ней, нежели на Сабатине. Отвечая на письма Габриэлы, занимаясь делами своих мастерских или же благотворительностью, Жасмин не забывала посылать весточки Виолетте, надеясь этим хоть как-то уменьшить возникшую между ними трещину. Она уведомила свою дочь и мадам Говен, что по не зависящим от нее обстоятельствам вынуждена на время воздержаться от посещений фермы. Приезжая по делам в Перигор, Жасмин первым делом отправлялась к банкиру, надеясь найти у него письмо от Виолетты, но если раньше ее иногда ждала коротенькая записочка, то теперь не было ничего. Если бы не письмо мадам Говен, в котором сообщалось, что с Виолеттой все в порядке. Жасмин давно уже могла сойти с ума от тревоги.